Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич
Четверть века назад. Книга 1 читать книгу онлайн
После векового отсутствия Болеслава Михайловича Маркевича (1822—1884) в русской литературе публикуется его знаменитая в 1870—1880-е годы романная трилогия «Четверть века назад», «Перелом», «Бездна». Она стала единственным в своем роде эпическим свидетельством о начинающемся упадке имперской России – свидетельством тем более достоверным, что Маркевич, как никто другой из писателей, непосредственно знал деятелей и все обстоятельства той эпохи и предвидел ее трагическое завершение в XX веке. Происходивший из старинного шляхетского рода, он, благодаря глубокому уму и талантам, был своим человеком в ближнем окружении императрицы Марии Александровны, был вхож в правительственные круги и высший свет Петербурга. И поэтому петербургский свет, поместное дворянство, чиновники и обыватели изображаются Маркевичем с реалистической, подчас с документально-очерковой достоверностью в многообразии лиц и обстановки. В его персонажах читатели легко узнавали реальные политические фигуры пореформенной России, угадывали прототипы лиц из столичной аристократии, из литературной и театральной среды – что придавало его романам не только популярность, но отчасти и скандальную известность. Картины уходящей жизни дворянства омрачаются в трилогии сюжетами вторжения в общество и государственное управление разрушительных сил, противостоять которым власть в то время была не способна.
Он взглянул на нее загадочными глазами, и чуть-чуть усмехаясь.
– Если вы этого непременно желаете, – промолвил он скороговоркой, и понижая голос… И тотчас же переменяя тон. – Матушка в последнем письме, – начал он, – много говорит мне о маркизе Кампанари, которую вы, кажется, часто видели у нее в Риме…
Он говорил уже ей об этом накануне, – вспомнил и от маркизы Кампанари перескочил поспешно к какому-то приключению, случившемуся с ним самим с œmpagna di Roma9 четыре года тому назад. Он рассказывал бойко и весело и успел привлечь самое Лину к разговору, обратившись к ней с каким-то вопросом об Италии, на который она не могла не ответить, после чего уже не представлялось для нее возможности уклониться от дальнейшей беседы. Она говорила мало, но слушала его с учтивою внимательностью, тихо улыбаясь, когда случалось ему сказать что-либо остроумное или оригинальное… Он был гость ее матери, и она была слишком благовоспитанна, чтобы не оказать ему все то, на что он в этом качестве гостя имел право. Но это внимание и улыбки дочери лили целебный бальзам в растревоженную душу Аглаи Константиновны. Страхи ее стихали… «Je lui expliquerai tout demain10!» – говорила она себе, возвращаясь мало-помалу ко врожденному ей оптимизму, хотя весьма затруднена была бы сказать даже себе самой, что именно полагала она нужным «expliquer» этому очаровательному, но мудреному «favori de la Cour», который, вместо ожидавшегося ею назавтра формального предложения ее дочери так неожиданно объявил ей сегодня о своем отъезде… «Он уедет, 11-je le veux bien, но скоро вернется опять, et амес la comtesse sa mère!-11» – осенило вдруг ее многодумную голову, и она шумно и радостно вздохнула, найдя этот ключ к не дававшейся ей до этой минуты задаче…
IX
Откровение это так подняло настроение нашей княгини, что она восчувствовала какой-то внезапный прилив необычайного благоволения ко всему ее окружающему и желание тут же выразить это на деле… Гости ее доедали сладкое, ужин кончался. Трапезные обычаи, виденные ею в незабвенном Шипмоунткасле, пронеслись в ее памяти… Она встала и, широко озираясь кругом, громко проговорила:
– 1-Messieurs les hommes, à’ l’anglaise, можете, когда уйдут дамы, оставаться здесь курить et boire du champagne-1, кому угодно!..
Среди грохота отодвигавшихся стульев послышались смех и возгласы одобрения со стороны «господ мужчин». Сенька Водоводов кинулся с другого конца столовой целовать ее ручку.
– Вы, княгиня, мать утех, радостей и всякого человеческого благополучия! – вопил он, надрываясь своим диким хриплым хохотом. – Позвольте жженку устроить!
– 2-Je ne sais pas се que c’est, но позволяю! – величественно произнесла она. – Если что нужно, adressez vous à Vittorio-2.
Дамы направлялись к ней благодарить и прощаться.
– Merci, merci, princesse, за восхитительный день, который провели мы у вас сегодня! – чуть не с умилением, закатывая глаза и любезно пожимая ей руку, говорила княгиня Додо.
И, обращаясь к стоявшему подле графу Анисьеву (в первый раз в течение всего дня):
– Я понимаю, что для этого можно, как вы, приехать сюда нарочно с края света! – отпустила она. – Женни, мы сейчас едем!
И она повелительно взглянула на дочь.
– 3-Et vous, ma poétique enfant (это уже относилось к Лине), – вы ужасно устали, n’est-ce pas-3?
– Да, очень, – сказала невольно княжна.
– Ах, Боже мой, что же вы тут стоите! После всего, что вы должны были перечувствовать сегодня, вам необходим покой. Mais renvoyez la donc, princesse4, вы видите, как она бледна!
– C’est vrai, vous êtes très pâle, Lina5, – проговорила Аглая, только теперь замечая изнеможенный вид дочери.
– 6-Affreusement pâle! – жалостно заголосила опять княгиня Додо. – И при ее деликатном сложении… – Ступайте, ступайте, моя прелестная, не с нами же вы будете faire des façons-6…
– Пойдем, Лина, я отведу тебя; я там у тебя оставила всякое мое добро! – вскликнула Женни, кидаясь страстно обнимать ее; она вся еще была под обаянием сладостных вещей, наговоренных ей Чижевским, и ей нужен был предмет, на который могла бы она теперь излить всю переполнявшую существо ее нежность.
– Вы, надеюсь, не заставите нас с отцом дожидаться вас? – тут же выговорила ей княгиня Додо тем кислым тоном, с которым неизменно обращалась она к дочери.
Лина простилась с нею, с матерью и двинулась к двери столовой рядом с обвившею ее за талию крупною и блаженствовавшею Женни.
Они поднялись на лестницу… Над ними на площадке, ярко озаренный бившим на него светом люстры, показался Гундуров, выходивший со шляпой в руках из пустынных теперь покоев бельэтажа.
Он бессознательно остановился, увидев княжну.
Женни быстро наклонилась к ее уху:
– Lina dear7, ведь это он, твой, правда?..
Лина не отвечала, и только рука ее теснее прижалась к глади дубовых перил, за которые держалась она, всходя на лестницу, чтобы не упасть от усталости.
– Принц Гамлет, откуда вы, из Англии? – со смехом крикнула ему снизу Женни (Чижевский успел представить его ей во время бала).
– Я искал свою шляпу, которую оставил здесь в гостиной…
Обе добрались до площадки.
– Вы не ужинали? – спросила Лина.
– Д-да… Конечно… ужинал, – несколько растерянно ответил он.
– Я вас не видела, – робко проговорила она.
– Нет, я был там… Я сидел далеко от вас… но я вас видел, княжна…
Слова видимо с трудом выпадали из его уст.
«Их надо оставить одних. Им уже верно есть, что сказать друг другу», – великодушно решила вдруг в голове своей Женни:
– Лина, ты устала, отдохни здесь, а я сейчас добуду у тебя мой бурнус и перчатки, et je descends8!
Она разом прыгнула с места и понеслась вверх, в третий этаж.
Наши влюбленные остались одни, друг против друга, оба с опущенными от смущения глазами, оба с невыносимо трепетавшим сердцем в груди.
– Елена Михайловна, простите мне! – заговорил первый Гундуров. Он был полотна бледнее…
– Я не сержусь на вас, – медленно промолвила она. И ее лазоревые глаза заискрились, как две загорающиеся звезды под ее поднявшимися на него ресницами.
– Вы не сердитесь? – повторил он, погружаясь всем взглядом в эти глаза, светившие ему теперь таким божественным, всепрощающим пламенем. – Вы забыли те бессмысленные слова, которые грешный язык мой произнес пред вами там, на сцене?.. Какое-то безумие охватило меня там, княжна… Недаром, видно, дается близкое общение с этим опасным типом Гамлета, – промолвил Гундуров, чуть-чуть усмехнувшись, – невольно заражаешься его нездоровьем, его сомнениями, его ожесточением… Вы не сердитесь, а я в моем явлении с вами так грубо, дерзко, так субъективно передавал его жестокие слова…
