Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский

домом, не понимая, что от её хотения ничего не зависело, о его малолетних дочках ‒ и всё перевернулось в душе, и она скисла, сразу улетучился недавний настрой, когда отбили сегодня две атаки и даже не ринулись преследовать ‒ зачем рисковать, если каждое такое преследование, как правило, заканчивается ничем в лучшем случае, а чаще добавляет раненых. И это в лучшем случае. Тем более, если нет в планах приказа о начале собственного наступления, а играть в игру: «туда-сюда ‒ обратно» ‒ всем давно надоело. Если уж наступать, то наступать, если уж отступать, то отходить на заранее подготовленные позиции. Это в идеале, а в жизни бывает всякое. Тут уж как масть ляжет или приказ командира укажет.

В этот вечер Земляков опять стоял в карауле в паре с Жуликовым, и теперь, кроме него, и не было никого из знакомых, не считая Громова. Он подумал о тех, кого не стало в последние месяцы, и их набиралось солидно. Если начать вспоминать, то и не вспомнишь всех сразу. Все они разные, по-разному их узнавал, относился, но всё равно они были свои, жили одной семьёй, делились глотком воды, если вспомнить трубу, ломали галету пополам и вообще… Редко встретишь такое на гражданке, хотя и здесь хватает хитромудрых, но здесь их быстро обтёсывают, даже обламывают, а сама жизнь подчищает. Чего уж говорить, если надёжных парней здесь сразу видно, а горлохваты они сами собой растворяются, ибо понимают, что здесь не то место, где можно брать на слабо. Здесь всё по-иному. Даже разговоры другие. Никто зря языком не треплет. Если только перед надёжным человеком у кого-то душа немного раскроется. А то поговори с тем же Жуликовым. Вроде и совестливый парень, а всё равно в нём какая-то червоточина. То наврал про картёжников, а за такое враньё в определённых местах спросили бы, и строго, то вот сейчас пристал с одним и тем же вопросом, дважды повторил:

‒ Кто теперь замкомвзвода будет? Громов?

‒ Если знаешь, то зачем спрашиваешь?

‒ Ну а всё-таки?

‒ Тебе-то не всё равно.

‒ Мне, конечно, всё равно, но всё-таки.

‒ Макс, ну неужели непонятно, что будет тот, кто старше нас по званию. Ну не мы же с тобой, когда есть Громов.

‒ Значит, Громов…

‒ Отстань, ‒ Земляков даже отвернулся, чтобы не видеть Жуликова, без зла подумал о нём: «Вот таких и разводят на мелких буераках».

И опять Сергею вспомнился Силантьев: как познакомился с ним, как он делился водой, и вообще он своеобразным был. Упрямым, любил, когда касалось дела, чтобы всё было так, как он сказал. И ещё вспомнил, что недавно говорил о нём, как о фронтовом долгожителе, но ещё тогда мелькнула тревожная мысль, а теперь она по-настоящему прилипла, только другим боком. Оказывается, нельзя так не только говорить о ком-то, но и думать. Всё это притягивает сглаз, дурное предчувствие, от которого потом никуда не денешься. При этом действуют не какие-то внешние силы, а собственная душа тяготит, пленённая поверьями, и чем более веришь в них, тем они становятся привязчивее. Вспомнив Ярика, он постарался более не думать о нём… Зато вспомнился Медведев из лесного края. Век, казалось, не разговаривали, и вот он стоит среди сосен и старается привлечь внимание. «Ты чего?» ‒ спросил у него Сергей. ‒ «Да вот же они, маслята!». «Так рано ещё, май только?!» ‒ «А у нас их полно!». «Запомни и не радуйся: ранние и обильные грибы ‒ к войне!». Он ещё что-то хотел сказать, но почувствовал толчок в бок:

‒ Сергей, атас, лейтенант!

Земляков очнулся ‒ оказывается, заснул! ‒ моментально встряхнулся, и хорошо, что Жуликов предупредил и были сумерки ‒ успел согнать сонное выражение и встретить Харука докладом:

‒ Товарищ лейтенант, пост номер два несёт караульную службу!

‒ Нарушений не имеется?

‒ Никак нет.

Лейтенант в сопровождении автоматчика ушёл, а Земляков подал руку Жуликову:

‒ Спасибо, что предупредил. Я ведь, такой-сякой, сны изволил смотреть.

44

На следующий день рано утром в деревню прибыло подкрепление. Сразу стало понятно, что это неспроста. Вроде и гула машин не было слышно, если не считать их молниеносного ночного марш-броска, когда с них сгрузили десятки цинков с патронами, охапки гранатомётов, и обошлось без рокота БМП, а новые бойцы всё прибывали и прибывали. И тогда стало ясно, почему подняли «местных» ‒ не иначе как для наступления. И цель по-прежнему одна, теперь общая: лесополоса и далее ‒ село.

В разгар суматохи Землякова окликнули, сказали, что его разыскивает какой-то боец с позывным Медведь! «Вот те раз ‒ появился Мишка-косолапый! ‒ обрадовался Сергей и подумал: ‒ А чего меня разыскивать, если мы с одного взвода!» ‒ и начал шнырять среди своих же. И чуть ли не наткнулся на него ‒ стоит, о чём-то с лейтенантом разговаривает. Дождался Земляков, когда они поговорят, но ждал недолго: чего перед наступлением разговоры говорить. Только Медведев отступил от взводного, Земляков тут как тут ‒ за плечо схватил:

‒ Мужчина, далеко собрался? ‒ и развернул Медведева к себе.

‒ Мать честная! ‒ заулыбался Медведь. ‒ Какая встреча!

‒ Кто бы иной тебе руки не подал, а я вот стою рядом и улыбаюсь. Почему не позвонил? Явился как снег на голову в середине лета. Когда прибыл-то?

‒ Вчера, раньше времени из дому смотался. Примерно твоим путём добирался.

‒ Раньше-то из-за чего?

‒ Сам должен догадаться… Из-за жены. Она всю плешь проела. Я даже постарел на несколько лет ‒ руки-ноги трясутся.

‒ А постарел-то чего?

‒ Постареешь, когда из тебя кровя каждый день пьют. Да ты же сам знаешь, как жёны «любят» провожать мужей. Не приведи Господь выдержать такие проводы от обычной жены, а от беременной ‒ тем более. Я и так её уговаривал, и эдак ‒ ревёт и ревёт, и никакого уговору не понимает. Мол, на кого я её оставляю?! А я сделал просто: собрал её шмотьё, кошку в сумку затолкал и на машине отвёз Валентину к её же родителям ‒ чего ей одной куковать. Она вот-вот должна уйти в декретный отпуск, вот, говорю ей, и готовься: по дому родителям слегка помогай, чтобы не залёживаться, гуляй по посёлку, вяжи будущему сынишке носочки ‒ и сама будешь спокойна, и я вместе с тобой…

Значит, всё-таки сыночек будет? Не зря сон видел в трубе?!

‒ Так и есть. Ладно,