Такси за линию фронта - Станислав Кочетков

Я не вынесла. Бог с ней, с той взрывчаткой. С трудом отозвала Юзефа, и мы поехали за отравой. Точнее, за тем человеком, который должен показать нам, где отрава и как ее забрать. Если не задумываться, что по поручению Киева после погрузки отравы мы должны этого человека прикончить…

Проводник оказался стареньким седым дедушкой, учителем и краеведом. Причем именно из Задорожного, то есть чуть ли не сосед. Мы забрали его на блокпосту перед косой, постовые даже помогли дедуле забраться в кузов и на прощание помахали нам рукой. Дед, правда, забравшись в машину, выдал: «Какие они доверчивые и веселые, москаляки без гиляки». Юзеф при виде того, как русня деда провожала, было опять дернулся, но я, вспоминая его «чому не на мовi», посадила деда на заднее сиденье. А сама с переднего обернулась к нему, всю дорогу занимала его разговором, забалтывала, чтоб он на Юзефа внимания не обращал.

Дорога наша лежала через косу. И, столкнувшись с тем, что первая деревня по вывеске называется не так, как на нашей карте, я дедушку и спросила: почему так?

— Ну да, ну да, а дальше как вы еще удивитесь! Тут же все названия исторические, в них кровь и боль минувших столетий. А когда в этих больных нервах пустили поковыряться носом разное темное сельское быдло… Вот и получилось вместо «Спесивцево» в честь штабс-капитана Спесивцева, предупредившего тылы войска Суворова о наступлении турецкой армии, такое себе «Спесивэ». Наверное, потому что там живут спесивые люди? И из «Драгунцево» в честь драгунского эскадрона, выскочившего навстречу десятитысячному войску и давшего ценой собственных жизней время всему войску приготовиться к битве, получается, как на вашей украинской карте, «Дригачово». Тут, надо полагать, все жители дрыгаются. Но хотя бы уже не спесивые, и то хлеб. А дальше что у вас? Генеральшина Гiрка? Генеральшина Горькая. Наверное, это такая водка, которую генеральша гнала? А в действительности на повороте косы, на единственном пятиметровом возвышении стоит церковь, построенная генерал-майором… в честь победы. Когда трехтысячное войско из армии Суворова разбило и сбросило в воды Азова десятитысячное турецкое войско. Правда, в битве погиб каждый второй русский воин. Вот и горка — генеральская, и поселок в честь нее Генеральская Горка, или Генгорка, ни о какой водке или генеральше речи нет…

Так дед брюзжал, пока мы до этой самой Генгорки не доехали. Я поддакивала и делала удивленные глаза, а Юзеф всю дорогу пытался обернуться или в зеркало заднего вида рассмотреть нашего проводника. Хорошо хоть рукой под сиденьем рыться не пытался: там у меня спрятан комбатов пистолет, и Юзеф о том знает.

Вот и пятиметровый пупырь посреди деревни. А на пупыре — церковь. Красивая, краснокирпичная, посреди совершенно экзотического сада. А перед ней — капонир, в котором старая корабельная пушка. И цифры: бронзовые — 1941, а ниже краской — 2022. Врут, конечно, в двадцать втором никто из нее не стрелял. Ни наши, ни по нашим, но у местных предателей нэньки патриотизм кипятком шпарит. А дед нам:

— А теперь пешочком, вот туда, под памятник!

И мы нырнули в люк рядом с пушкой, потом по круговой лестнице вниз. А там дверь, как в бомбоубежище, с огромным штурвалом и окошком из четырех цифр с шестеренками. Штурвал не крутится ни в какую. А над ним пятно краски, тире, бронзовая бляха, крест и цифры мелом: «1802». И дед радостно скалится: «А разгадайте-ка шараду!» Придурок старый, нашел время. Я, честно скажу, залипла, но Юзеф сообразил:

— Две тысячи двадцать второй минус тысяча девятьсот сорок первый плюс тысяча восемьсот второй, это будет…

— Это будет тысяча восемьсот восемьдесят третий! — вот считала я всегда быстро.

Юзеф выставил эти цифры шестеренками, и штурвал провернулся удивительно легко. Открылась бронедверь, автоматически зажглась старинная лампа накаливания, мы прошли еще пол-оборота по лестнице и оказались в древнем каземате. В котором стояли очень старые двухчастные снаряды и наши баллоны. Я их сразу узнала, ненамного больше обычного огнетушителя, только в зеленой краске и со стилизованной белой краской иконой Богоматери на кресте — шеврон нашего карательного батальона.

— Добре! Наше! — радостно выдохнул Юзеф, и мы кинулись вниз по лестнице к баллонам. И упустили деда из виду.

Зря мы это сделали. Не успели коснуться баллонов руками, как свет погас. И в полной темноте раздалось старческое брюзжание:

— Так-так! Вот, значит, какие гуси за этим грузом прилетели! То есть речь об утилизации или безопасном уничтожении отравы не идет и с той стороны линии фронта? То-то я смотрю, уж больно «наши». Для «вежливых людей» или эфэсбэшников очень смурные и совсем недружелюбные!

И металлический грохот, как будто что-то покатилось, металл по металлу. Не сговариваясь, вдвоем с Юзефом включили телефоны и в свете их экранов увидели, что выход перегораживает толстая решетка, прутья толще пальца и квадратные в сечении. Кованая? А за решеткой скалится дед, погань старая!

Я тут же экран к себе, включаю режим фонарика на смартфоне, а Юзеф вдруг из подмышки рвет свой пистолет и, не останавливая движение руки — четыре выстрела по деду. Попал, с такого расстояния и ребенок попал бы, но грохот! От звуков выстрелов в закрытом помещении мы на время оглохли, потому дед по решетке сполз на пол для нас абсолютно беззвучно. Кинулись к решетке — не поднять. Подтащили тело деда-краеведа к решетке, обшарили карманы — никаких ключей. Абсолютно тупиковая, патовая ситуация, остается только сдохнуть! А вдобавок еще и воздух в помещении довольно спертый: что, вентиляции тут нет, или закрыта? Тогда уж точно сдохнуть, вопрос лишь времени…

Признаться, больше всего мы боялись, что на выстрелы люди набегут. Но полчаса, час — никого. Видно, звукоизоляция хорошая, но нам-то от этого как раз никакого толку. Решетку не поднять, встала намертво. Что делать — не знаю. Можно разве что попросить у Юзефа ствол, застрелиться, но сколько у него патронов осталось — тоже не знаю.

Опять дело спас Юзеф. Походил по каземату, разобрался с древним механизмом, это оказался элеватор. Который подавал снаряды к пушке. И когда элеватор проворачивается, в подземелье по чуть-чуть поступает свежий воздух. Но бензиновый двигатель отсутствует, демонтирован. Есть электропривод, но электричества нет, остается только крутить ручку. Я попыталась — и не смогла, не хватило сил провернуть. Юзеф крутить может, но с трудом. Он и предложил:

— Смотри, Сула! Ты мелкая и худая, мы вот тут вот тебя положим, ты ноги