Такси за линию фронта - Станислав Кочетков

Проворчал и отбил вызов. А я и не заметил, что во время разговора встал, и стою почти по стойке смирно, но босиком и в трусах. И сна ни в одном глазу. Только ветер песком по коже сечет и так жарко, что и курить, и пить, и выпить, и в море хочется одновременно…

16. Павка

Пока я поглощал уже третью чашку «кофе со сливками без сахара за счет заведения» — за своего приняли? только на сейчас, или уже окончательно? — вроде в кафешке наступило вооруженное перемирие. Амалия Карловна подсуетилась, пример подала. Завела с телефона группу в телеграме, выложила туда свое файло. И все остальные тут же примеру последовали. И Мелахман. Как в покере вскрылись. И каждый все файлы видит, и открыть может, и сравнить, и просуммировать, и баланс подбить. Кризисный аудит называется.

И застучали пальцами по виртуальным клавишам, и пошли морщить лбы до складок вокруг пупка и напротив, только кофе литрами течет. Под шумок и я в эту группу вступил, втихаря чужих файлов насохранял, потом разбираться буду. Тут Анна Рафайлович тащит мне блюдце с сахарными язычками из слоеного теста, внутри которых сыр. Называются самса с сыром и яблочным джемом, местный аналог хачапури. И тоже за счет заведения. Да что же это такое делается, я же тут растолстею нафиг! Глядь — а все остальные тоже заказывают именно сахарную самсу с сыром! Да, реклама — двигатель торговли. Что, Павка, до роли рекламного баннера докатился?

И пока я так над собой издеваюсь, что, согласитесь, крайне трудно делать с набитым вкуснятиной ртом, вдруг замечаю, что по лицам старшины и атаманов чем дальше, тем больше разливается облегчение, умиротворение, довольство, иногда даже радостная усмешка. Ага, даже у Амалии Карловны вдруг какое-то превосходство пополам с самодовольством, и так свысока на Мелахмана косится. Да и все остальные нет-нет, а на Мелахмана поглядывают. Причем кто-то просто с интересом, кто-то сочувственно, кто-то с превосходством, а кто-то и злорадно.

Вот что внеочередной аудит финансового состояния по условиям форс-мажорной невозможности исполнения обязательств делает! Да и сам Мелахман вдруг побледнел, погрустнел, осунулся. Одного из своих мордоворотов в машину отправил, а возвращается — с бокалом! А в бокале, надо думать, не крепкий чай. Да и запах, ведь его не обманешь — как от хорошего дагестанского лет пятнадцати выдержки!

Полбокала Мелахман жахнул залпом, мне даже жаль такой вкуснятины стало. А потом уже в смартфон не смотрит, мелкими глотками смакует, глаза опустил. Видно, думу думает. Тут все и притихли, и на одного него смотрят. Смотрят и чего-то ждут.

— Ну что же, сумма внушительная! — начал хозяин «Моремана». По углам зашушукались — мол, более чем.

— Однако… Однако что не может не радовать? По общим раскладам, в этот раз самый большой должник перед обществом — я. Было время, все у меня взаймы брали. Что ж, настало время, когда, получается, я у всех взаймы взял. И это хорошо!

Сидящие вокруг просто обалдели, услышав это «хорошо». Что может быть хорошего, если ты должен всем и тебе сейчас предъяву кидать будут? Чем расплачиваться Мелахману придется? Отельным комплексом? Недвигой? Товаром? Техникой? Связями? Что из этого кому из собравшихся вкусно будет?

— Я понимаю, что причина нынешних проблем — неверная информация. От меня вам всем. Но ведь и я эту информацию взял не на пустом месте, верно? Значит, есть те, кто меня, а через меня и всех нас, подставил. И нынешняя информация — она бесценна. Теперь мне есть что предъявить тем, кто мне соврал. Не буду утверждать, что мы вернем все и сразу, но разговор теперь не может не быть жестким. И я всем вам обещаю, что…

Но Амалия Карловна вдруг перебила:

— Восемьдесят четыре!

И заткнулся Мелахман на полуслове, словно тумблер повернули или сломали где-то пружину. И на «Анка-Ру» навалилась тишина.

17. Сула

Я еще не успела отойти от шока: ночью прилетало как раз туда, где нас взрывчатка ждала. И да, Киев акцию не отменил. Но изменил. Теперь от нас никто не ждал захвата трассы по косе. Теперь мы были чистыми диверсантами. Газы в больницу и в госучреждения, взрывчатку под мосты и на склады. Вот мы за ней поехали — и наткнулись на группу разминирования.

Или, может, нужно начать с того, как мы «Аутлендер» доставали? Впрочем, не важно: мы успели. Успели завестись и уехать, и даже ворота гаража заминировали на растяжку, когда к нам — или за нами? — пришли. Мы были уже где-то в полукилометре от располаги, когда за спиной раздался взрыв.

Забрать авто смогли, а за взрывчаткой опоздали. Их было три точки хранения, три обычных сельских дома, в которых жили люди. Обычные, наши люди, патриоты нации и Украины. Но в их подвалах нас ждали закладки. Уже больше двух лет ждали. Больше двух лет наши люди жили не на бочке с порохом, но на подвале с динамитом. И именно по ним, по этим домам, ночью и прилетело.

Двум домам полностью не повезло, как и их соседям. От одного осталась только яма, со всех соседских домов сорвало крыши и устроило пожар. От второго остатки фундамента с несколькими рядами кирпичей одной из стен, и дальше на три ряда домов «снесено до подоконников», «снесено по верхушки окон», «сорвана крыша». А вот третий…

Мы с Юзефом лежали на груде обломков второго дома, а рядом рыдали в голос три женщины и пятеро детей из третьего. Дом развалило, но ракета не взорвалась. Повреждена ПВО русни? Под обломками остались трое мужчин, дед и отцы выживших детей. Они допоздна с чем-то задержались в гараже. Именно в стык стены дома и крыши гаража и прилетело. Гараж провалился внутрь. И сверху его засыпало камнями. И из стен гаража, и от стен дома.

Юзеф еще не отошел от похорон Старого, все время бурчал себе под нос про рыдающих: «Чому не на мовi?», но хотя бы стрелять не рвался. А внизу двое в костюмах высокой степени защиты и один в необмятой форме Росгвардии разбирали завал. Вытаскивали из ямы камни и маленькие зеленые деревянные ящики со взрывчаткой. Они откапывали тела погибших, и стоящие на краю ямы восемь человек — женщины и дети — ничем не помогали, скорее мешали.

Вот один что-то передал росгвардейцу. Тот сначала отшатнулся, а потом бережно и аккуратно поставил на камень на краю ямы голову.