Такси за линию фронта - Станислав Кочетков

Стою, жду, дышу смесью пота с дешевыми духами торговки сушеной рыбой с огромными клунками — и самокопаюсь. Ну вот надо было мне опять завестись, и ведь отчего? Ну приехал новый куратор из Москвы. Ну, как всегда, под прикрытием — в роли энергетика. Ну захотел в прикрытии своем срубить бабла и попилить бюджет потихоньку, нарисовать и продать проект подключения офиса. Ну черезжопный, ну какое, блин, мое дело? Кто меня за язык дернул ляпнуть ему: «А Захарченко в ДНР за такое качество проекта и будущей работы стрелял в коленку»?!

А потом, когда попер высокий пафос «за бойцов и победу», кто меня в спину пинал про «живым нужен приказ наступать и беспилоты-камикадзе, а павшим уже не поможешь»? И потом вдруг из меня полилось про «вор на воре в оборонпроме». Этот-то ведь вообще по сравнению с оборонпромом ребенок, да он в сумме напилить из бюджета хотел меньше, чем разница цены комплектующих и готового большого ударного беспилота! За что я на него наехал? За то, что не может ноу-хау составлять 80 % цены БПЛА? А как же тогда компьютерные программы, все эти ходилки и стрелялки? Или за то, что куратор не такой, как мне бы хотелось? Псих ты, Павка, и вправду псих!

Нет, я-то, конечно, знаю, что нас, донецких, ценят прежде всего за бесстрашие. А как тут не станешь бесстрашным за время войны? Ведь всякого насмотрелся, за восемь-то лет непризнанности так набоялся, что отбоялся жизней на пять вперед, но… Но вот эта нетерпимость на грани ненависти к начальствующим — она у меня откуда? Может, это тоже страх? Преодоленный, сублимированный, но если вдруг начальник не такой, каким тебе хочется, то страх, что он тебя до цугундера или новой войны доведет?

Так псих или трус?..

А вот и автобус. И, как всегда, забитый. И, не разобравшись в этом сущностном вопросе, кто я, псих или трус, — вперед, только вперед! — брать автобус штурмом, вопреки искалеченной ноге и плохо слушающейся руке. И, как всегда, толчея только на ступеньках при входе: или карманники работают, или местные свою остановку проехать боятся?

Прорвался через толчею — трость хорошо помогает потные тела раздвигать — и остолбенел: прямо передо мной на боковой однушке такая дива! Сидит, глазками стреляет, хохочет, с кем-то по телефону разговаривает. Ну прямо из арабских сказок, из «Тысячи и одной ночи»!

Ведь все местные девицы как из одного штампа вышли: щечки пухлые, губки бантиком, глазки луп-луп-луп большие да глупые, ресницы пушистые, брови подведенные, груди от четвертого номера пышные, как белый хлеб из пекарни, юбчонка такая короткая, что две тугих розовых дыни полупопия видны при движении даже сверху спереди! А после первых же родов все это становится квашней, да и талия превращается в ямочки воспоминаний на щеках, переходящих в щиколотки!

А эта… Стройная, длинноногая, высокая грудь чуть в стороны, не больше второго номера, талия — одной ладонью обхвати, волосы ярко-рыжие, длинные, черные глаза миндалинами, нос тонкий и нервный, голос низкий и музыкальный — у меня аж дыхание перехватило, такая красавица! А она на своих колоннах-пружинках радостно вскакивает и мне так заботливо мурлычет: «Ну садитесь же, дедушка!»

И вот тут я обломался конкретно! Да, после правосучьего плена рано поседел, да, шрам от левого глаза до мочки правого уха через нос не украшает, но — дедушка?! Мне же только-только за тридцать пять завалило, до сорока еще дожить надо — какой я ей дедушка? Да я бы с такой красоткой еще бы так позажигал, чтоб долго, радостно и небесам завидно, но… но вот чую я спинным мозгом — смотрят на меня. Смотрят и ждут, что я проколюсь, что поступлю не по роли прикрытия. Ведь я-то тут, по всеобщему мнению, уже старикашка, старпер! Потому и бородка седая, и волосы длинные не стригу. И тросточка, хорошо, что не клюка…

Криво ухмыльнулся, поклонился: «Благодарствую, доченька, но мне сейчас же и выходить». И закопался, затолкался обратно в давку возле дверей, чтоб, не дай бог, она красной морды, да вспучившихся на ширинке штанов, да глаз моих ошалелых не увидела…

И почти выпал из автобуса на остановке. Улица Мира, одна из центральных улиц города. Идет от окраин и переходит в дорогу по косе, в улицу Азовскую. Коса-то, конечно, в Азовском море, но… но они тут все в прошлом были фанаты полка «Азов», твари продажные…

2. Рафик

Вышел из междугороднего двухэтажника на автовокзале, стоящем посреди огромного, как показалось, рынка. Ну это ж надо, автовокзал посреди рынка построить! Или сначала был автовокзал, а потом вокруг него рынок? «Все на продажу понеслось»? Так почему не разогнали, не облагородили, а узаконили? Тут до стоянки такси четыре дороги, в любую сторону, но через рынок все равно пройти, мы автобусом через него минут десять ехали…

О! Частник! Лихач на старой дребезжащей темно-красной шестерке, как это он под кирпич проехал на своем одоробле? Ну ладно, мне и зарплату по контракту, и по ранению выплаты, хоть и оставил большую часть жене с сынишкой и теще, но деньги-то есть. Как говорил начмед в госпитале, «езжайте в Жаботинск, и все внимание воде: если с сероводородом, то поверхностно и обмывать раны, если без — то внутрь, и в питье, и в еде; тем коса и уникальна, что ближе к городу вода мертвая, дальше от города — живая». Есть и адрес — бывший пансионат или санаторий, теперь располага и реабилитационный центр, там таких, как я, «ежиков с дырочкой в брюхе», говорят, очень быстро в строй возвращают. Договорились о цене — ух, для Донецка безумно дорого, но для меня сейчас подъемно — едем.

А я город рассматриваю. Дорог по большей части просто нет, яма на яме. Хотя местами уже начали делать, и два недлинных участка сделали хорошо. Большинство домов в один-два этажа, три уже редкость, как небоскреб, четырех-пятиэтажка — это уже госучреждения. Да, зелено, но, блин, так жарко, что и тень не спасает. Разве что в открытое окно сильный ветер срывает потоки воздуха, хоть чуть-чуть в тени остывшего.

А таксист разговорился. Он уже пенсионер, и вправду в прошлом таксист, а под кирпичи проезжает, потому что владеет домом рядом с автовокзалом. Что, прямо посреди рынка? А