Такси за линию фронта - Станислав Кочетков

А рядом — новостройка, многоэтажное новое жилье мариупольцам строят. И ходят туда дальнобои со стройматериалами, потоком. А место отстоя — у стариков. Старики радушные, заботливые, щедрые: и свет в кабину подадут, и водой поделятся. А про помочь, посмотреть, разбудить — само собой. Ну и дальнобои в долгу не остаются: тот продуктов подкинет, другой солярки нальет, третий чем еще деду с бабкой нужным поделится — салфетками там, фанерой, будку сделать, плиткой электрической, лекарствами. У стариков в военном госпитале неподалеку сын, то ли раненый, то ли сам врач — лечится, но оперирует.

* * *

И как-то в конце лета два сбитых до спитости экипажа, «Ман» со «Сканией», с Кубани, свою очередь до разгрузки отстоялись, уехали, разгрузились, а поскольку дело к вечеру, обратно уже с бухлом, ну и с девками. На всю ночь гудеж с музыкой и пьяными воплями.

Ну и ни дед, ни бабка так к ним и не вышли. Ни с вечера, ни ночью, ни с утра. Абреки, видно, что-то почуяли: утром, уезжая, тридцатилитровую канистру солярки им под бусик поставили, и колбасы, и консервов, и еще каких-то продуктов, и денег. А старики к ним так и не притронулись. Еще три раза приезжали абреки — так на том же месте все и стоит, разве колбаса завонялась. И старики их в упор не видят. И все постояльцы тоже с осуждением, за что, мол, стариков обидели. Теперь абреки в другом месте ночуют, к старикам и сунуться боятся.

Вот Камиль и решил их с абреками помирить. Но речь повел даже с наездом: мол, дед Коля, чего ты на них взъелся? Ты ж сам таксер со стажем, сам и знаешь — чего в дороге не бывает? А естество требует, а природа жмет, на мозг давит. Что плохого в том, что двое — ко всеобщему удовольствию, без обязательств и к полной взаимовыгоде? Ну трахнулись и разбежались, не?

А дед в ответ:

— Я даже про детей от такого «трахнулись и разбежались» вспоминать не буду. Это ж два самых главных чуда в этом мире — новая жизнь и любовь. Ты хоть как старайся, но без чуда и новой жизни не получится, и с любовью совсем по-другому все удовольствия. Ярче, полнее, сильнее. А если только «трахнулись и разбежались» — получается что? Получается, что самые главные в жизни чудеса и ты, и та, с которой… променяли! На что? Ты — на потрахушки, а она на деньги! Ну или на прочую материальную ерунду! То есть вы скопом от чудес, от Божьих даров отказываетесь? От Бога отказываетесь? Кем же тогда будете, если не скотами?

Тут и бабка Галя, как сова ночная, подключилась:

— Вместо большого, святого и чистого у вас получается полная ложь! Вы же только вид делаете, пытаетесь казаться, а не чувствуете, не живете! Добро, если оба друг другу врете, а если один врет, а другой — нет? Что тогда? И, самое главное, для чего вы врете, какую цель преследуете? Добро, если просто «трахнулись и разбежались», а если цель — другая? Стоит оно такого? Не будет ли подставы от этого?

В общем и целом, заклевали тогда Камиля. Ушел он от стариков обиженный да озадаченный. А наутро нас отправили не на склад гуманитарки, а сразу на раздачу, в самый старый в городе да больше всего разрушенный район. То есть как положено: учетчик, документы, запись, роспись, только раздаем-подаем еще и мы, а все это телевизионщики снимают.

Ну и случилась тут с Камилем оказия. Маленькая, тоненькая, как хворостинка, длинноволосая, черноглазая, так на пацана смотрела!.. Ну и дрогнуло у Камиля сердце. Чуть ли не прямо во время раздачи выпросил он у меня ключи от кабины — и с девицей на спальник. Я, конечно, носом покрутил, вслух неодобрение высказал, но ключи дал: он же напарник, да еще и молодой-зеленый, глупая кровь бурлит. Типа понял.

Проходит час, потом уже полтора, уже раздачу закончили — нет Камиля! Не случилось ли с пацаном чего? С трудом дотерпел, пока всё раздали, пока все телевизионщики слиняли, бегом в кабину — а там девка взахлеб рыдает на плече у Керимова!

Ну и Камиль ко мне: давай вывезем мимо пункта фильтрации? С каких это, спрашиваю, веников? А он мне такое восторженно-безумное, мол, документов нет, свидетелей нет, так меня любит, жить без нее не могу!

Сначала хотел я психануть: мол, ты вообще чем думаешь? Только вижу, он сейчас думать совсем не может. Ну то есть вообще зомбак безголовый, лишь в глазах огонь горит неугасимый.

Дай, говорю, подумаю. Ну и сам за прицеп — и звонить.

Кому звонить? Вольке, конечно. Ты разве кого другого знаешь, кто в такой момент способен помочь, не привлекая внимания?

Ну и как Волька сказал, так и сделал: подождал два часа, пока всех предупредили, девку — в опустевший прицеп, и вроде бы как и мимо всех пунктов фильтрации, сразу на Мангуш. А там уже Эмир с разведкой и МГБшниками ДНР мобильный патруль поставили — я-то ведь, по общему мнению, с Эмиром вообще не знаком, а с Волькой в контрах.

И вежливый такой дедушка лет шестидесяти очень галантно, доброжелательно и учтиво помог дамочке из прицепа вылезти, внимательно все выслушал, отпечатки пальцев незаметно снял, фото сделал. И это все как раз в то время, когда Синай с Камилем, выскочившим свою неожиданную любовь спасать, тоже внимательно и дотошно беседовал.

А через полчаса мы уже всё знали. И происхождение дамы — как Камиль крымчак, так и дама крымская татарка, — и военную специальность в ВСУ. Снайпер она, впрочем, ничего неожиданного, и звание целый капитан, и награды все, и участие в карательных операциях. По результатам она уже не рыдала и не улыбалась, а шипела змеей и кидаться пыталась, но в наручниках на целый взвод спецуры не больно покидаешься. Так что увезли Гюльнару прямо в Волноваху, в лагерь «Азова», в котором она и служила.

Камиль же попал как кур в ощип. Добрый дедушка Синай работал в паре с рексом МГБ. Только Синай строил из себя главного и доброго, а рекс вообще прикидывался обслуживающим персоналом — и злым. И вот напарник Синая, обидевшись на наглость Камиля, и вытащил. Вытащил, что Камиль и Гюльнара мало того что оба крымчаки, так еще и