Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

Все согласились с моим предложением. Вскоре мы достигли поместья — кстати, как раз вовремя. Бедная девица, хотя я ей и помогал как умел, совсем выбилась из сил. Видя это, госпожа де Бламон заявила, что незнакомка вполне могла умереть, если бы не отказалась от своего плана отправиться в деревню Берсёй, местонахождение которой тогда мне было совершенно неизвестно. Как выяснилось, эта деревня расположена в шести льё от того места, где я обнаружил девицу. Хозяйка дома сразу же поместила несчастную мать с младенцем в одной из лучших комнат. Затем ее накормили бульоном, а через два часа подали гренок в бургундском вине. Наконец ее укладывают в постель и оставляют в покое.

В этот вечер незнакомку никто ни о чем не расспрашивал, поскольку не хотели ее тревожить. Каждый строил всевозможные догадки о причинах ее несчастий и настаивал на своей версии. Но никто так и не сумел приблизиться к истине, а она, как в дальнейшем обнаружилось, куда больше касалась всех собравшихся в Вертфёе, чем можно было предположить ранее (события реальной жизни с роковой неизбежностью оказываются запутаннее, чем обычно их представляет себе наш разум).

Сегодня утром, когда молодая женщина пробудится ото сна, мы поднимемся наверх и обо всем ее расспросим, если повивальная бабка, за которой послали тотчас же после нашего прибытия в Вертфёй, найдет состояние роженицы вполне удовлетворительным, чтобы отвечать на наши вопросы. Рассказ ее читай в следующем письме: госпожа де Бламон меня уже торопит, ведь посыльный скоро отправляется в путь.

Обнимаю тебя на прощание.

Письмо шестнадцатое

ДЕТЕРВИЛЬ — ВАЛЬКУРУ

Вертфёй, 28 августа

Поскольку вчера посыльный не уехал, я смог сегодня продолжить рассказ о наших приключениях. Мой Друг, история эта заставит тебя глубоко задуматься; что же касается живущих в Вертфёе, то нас терзают тягостные подозрения! По воле рока нам удалось ухватиться за начальное звено той цепи, конец которой, случись кому-либо до него добраться, позволит получить ответ на важнейший вопрос, к чему мы все, собственно, и стремимся. Однако, пока ничего нельзя утверждать окончательно, следовательно, я ограничусь только рассказом о фактах, известных к настоящему часу. Тебе, так же как и нам, придется строить догадки, теряться в подозрениях и, вероятно, самому расследовать это дело, если ты этого захочешь.

Приглашенная нами вчера утром повивальная бабка, осмотрев найденную в лесу молодую особу, сообщила, что ночью больная спала беспокойно и у нее небольшая лихорадка; впрочем, для рожениц подобные осложнения — явления обыкновенные. Если мы того желаем, сказала она в заключение, то можем пройти в комнату и расспросить обо всем девицу, готовую ответить на любые вопросы. К больной поднялись лишь трое: госпожа де Сенневаль, госпожа де Бламон и я. Мы не взяли с собой Алину, дабы не оскорблять ее целомудрия. Счастлива душа, чьи желания неизменно покоряются требованиям чести! Запрет нисколько не огорчил Алину, а ее любопытство уступило чувству стыдливости. Эжени осталась вместе с Алиной. Обменявшись любезностями, мы приблизились к постели нашей гостьи. Мой дорогой Валькур, я передаю тебе слово в слово рассказ этой особы, столь много повидавшей на своем веку.

История Софи

«Сударыня, меня зовут Софи, — начала незнакомка, обращаясь к госпоже де Бламон. — О моем появлении на свет ничего определенного вам я сообщить не могу, ведь я знаю только отца, а он никогда не распространялся об обстоятельствах моего рождения. Выросла я в деревне Берсёй, в доме Изабо, жены виноградаря. Когда вы меня нашли, я как раз к ней и направлялась: она была моей кормилицей. Едва лишь я научилась понимать человеческую речь, Изабо поведала мне, что живу я у нее на пансионе и что она вовсе не приходится мне матерью. До тринадцати лет я жила совершенно уединенно, и лишь один господин, приезжавший в Берсёй из Парижа, изредка наведывался к нам. Именно он, как уверяла Изабо, привез меня к ней в дом. Однажды кормилица сказала мне по секрету, что этот человек и есть мой родной отец. История моего детства проста и не очень интересна. Однако настал тот роковой час, когда меня забрали из мирного убежища невинности, для того чтобы против моей воли ввергнуть в пучину гнусного разврата.

Мне вот-вот должно было исполниться тринадцать лет, когда господин, о котором идет речь, нанес свой последний визит в наш дом. Вместе с ним приехал его друг, мужчина примерно того же возраста, то есть около пятидесяти лет. Заставив Изабо выйти из комнаты, они оба какое-то время пристально меня разглядывали, причем друг моего предполагаемого отца рассыпался в многочисленных похвалах в мой адрес. По его мнению, я была просто очаровательна, достойна кисти художника… Увы, подобного рода речи мне тогда пришлось услышать впервые, и я даже не подозревала, что дары, коими меня так щедро наделила природа, станут причиною моей гибели: именно они сделали меня несчастной! Предпринятое друзьями обследование сопровождалось нежными ласками, при всей их невинности задевавшими мою стыдливость. Затем эти господа начали шепотом переговариваться друг с другом. Я заметила на их лицах довольные улыбки. Как? Разве можно предаваться радости, замышляя в душе злодейство? Разве озаряются весельем лица негодяев, собирающихся лишить жизни невинного человека? Вот они — печальные результаты растленных нравов! Могла ли я тогда предвидеть грядущие бедствия? Какими горькими оказались для меня плоды их преступного сговора! Изабо пригласили войти.

“Мы забираем у вас юную воспитанницу, — обратился к ней господин Делькур (так назвался мой предполагаемый отец). — Она понравилась господину де Мирвилю, — продолжал он, указав на второго гостя, — и он отвезет ее к своей жене, а та будет заботиться о ней как о родной дочери”.

Изабо запричитала, заключила меня в объятия, и мы обе заплакали, словно ожидая от этой разлуки одних лишь бед…

“Ах, сударь! — сказала Изабо, повернувшись к господину де Мирвилю. — Перед вами сама воплощенная невинность, и мне не в чем ее упрекнуть. Сударь, я вручаю вам в руки ее судьбу, и мне будет очень горько, если с нею случится какое-нибудь несчастье”.

“О каком несчастье может идти речь? — прервал кормилицу Мирвиль. — Я забираю у вас Софи как раз затем, чтобы сделать ее счастливой”.

Изабо. Лишь бы только Господь помог ей сохранить целомудрие!

Мирвиль. Поразительная мудрость, однако же, у нашей доброй кормилицы! Правильно говорят, что добродетель есть только в деревне.

Изабо (обращаясь к господину Делькуру). На сколько я помню, в последний раз вы сами говорили о том, что девочка будет оставаться здесь до тех пор,