Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс

Любезнейший Горвилль, отвечала герцогиня, покраснев немного: – нет могущественного но, когда рискуешь потерять свободу, а пожалуй и жизнь.

– Самая тонкая ткань может увлечь, обоих нас ко дну.

– Не время рассуждать, сказала Мари, соскакивая с лошади: – а потому, не предаваясь детской щекотливости, примем первобытный наряд.

Она проговорила это со вздохом, который означал: «Я ничего не потеряю».

В несколько секунд мужское и женское платье лежало на земле; и на берегу Соммы появились Адонис и Венера. Адонис, не без некоторого рассеяния, не ускользнувшего от Венеры, сделал из платья связку, куда вложил оружие, и необыкновенно сильной рукой перекинул се на другой берег.

Кардинальная погоня была не далее ста шагов, когда Горвилль, обхватив великолепный бюст, прижал к себе, запечатлел на нем по удачному выбору поцелуй, и обнявшаяся чета бросилась в волны Соммы, кинув презрительный взгляд на врагов[46].

Горвилль не хвастал: не смотря на тягость, которая могла замедлять его движения, он быстро переплыл реку; герцогиня, лежавшая на спине своего мощного товарища, была даже не совсем покрыта водой. Небольшая группа ольх, росшая на берегу, покрыла быстрое одеванье, подробности которого для нас не важны. Отряд, прискакавший на берег, нашел только двух покинутых лошадей, которые, не смотря на мундштуки, ощипывали молодые, листья на кустарнике.

Всадники, не слишком-то доверяли искусству плавания своих коней; из них же самих пловцов было немного, и они удовольствовались, захватив лошадей, оставленных беглецами. С этой добычей погоня воротилась.

Горвилль заслужил неоспоримое право на благодарность Мари, да она и не противилась этому. Сокровища, которыми он мог любоваться, прежде чем сделался освободителем, щедро вознаградили его за услугу. Впоследствии узнали, что теша и вместе медля уплатить свой долг, герцогиня едва не была схвачена на другой день утром в хижине, где она провела ночь, неблагоразумно продолжительную. К счастью океан был близко; шлюпка, приняла признательную даму и ее кавалера, и они очутились в безопасности.

Ришельё с бешенством узнал о неудачи погони, посланной за его неприятельницей; он знал, что эта женщина, привыкшая вести переговоры в королевских постелях, не замедлит бросить на руки Людовика XIII Испанию, императора, по крайней мере, как союзника, а может быть и Великобританию. И так госпожа Шеврёз смущала покой человека, который повелевал всеми сухопутными и морскими силами, командовал всеми крепостями и распоряжался королевской казной по своему произволу… Кардинал сожалел, что сжег свои корабли в войне с самой искуснейшей интриганкой в Европе. Здоровье короля постепенно ослабевало, и ни что еще не гарантировало Ришельё возможность быть страшным будущему государю. Мори смело обещала новый цветок лилии на испанском стебле: она была женщина, способная сдержать слово во чтобы то ни стало, а в делах любви Ришельё сознавал себя новичком перед своей противницей.

В то время как министр по целым дням сидел запершись с отцом Жозефом, своим лучшим советником, и обсуждал важный вопрос – начинать ли войну или ограничиться выжиданием. Людовик XIII употреблял свои грустные досуги, то занимаясь ловлей птиц в силки, то охотясь за крупным зверем. Однажды, когда он гонялся за оленем в окрестностях Парижа, ночь застигла его недалеко от замка Экуэн, и он изъявил желание переночевать. Немедленно повара отправились приготовить государю ужин в этом королевском замке, где уже двор не бывал, Бог знает с какого времени. В средние века Экуэн знал веселые дни; в нем гремели пиры, сверкали, иллюминации, прелестные женщины украшали эти празднества, и раздавались в нем любовные вздохи и речи. Но когда вступил в него Людовик XIII, в замке господствовала мрачная тишина: все, что некогда здесь веселилось, кипело жизнью, теперь лежало прахом, разбросанное по могилам, большей частью безвестным… Одни только ночные птицы, гнездившиеся в расселинах стен, казалось возвещали живущим, что эта обширная пустыня не принадлежала им более.

Король в сопровождении нескольких дворян, проходил чрез громадную готическую валу; факелы, несомые слугами, слабо освещали ее, по углам залегал мрак. Вдруг Людовик остановился, отступил несколько шагов назад, протягивая руки вперед, как бы отталкивая что-нибудь ужасное, и шляпа свалилась с головы его, поднятая волосами, вставшими дыбом.

– А! воскликнул он резким голосом: – Монморанси!

– Это ничего, государь; сказал Брезе, быстро подходя к королю: – вероятно, вы подумали в этот момента об этом великом преступнике и вам почудилось…..

– Там, там! говорил Людовик, указывая пальцем на предмет, который виделся ему одному. – Разве вы не видите? Красивый, благородный, но окровавленный.

– Успокойтесь, ваше величество, это на более как игра воображения.

– Послушайте! Он упрекает меня в своей смерти… Он прав, я был жесток. С тех пор сон мой ужасен…

– Пойдем, государь, сказал Брезе, стараясь увести короля в приготовленную ему комнату.

– Нет, ведите меня, далеко от этого гибельного замка.

– Но где же ваше величество, проведете ночь?

– Все равно! я переночую и на земле, если нужно, только далеко; далеко отсюда. Вот он меня преследует, прибавил Людовик, уцепившись за руку дворянина. Тень Монморанси, успокойся… прости меня… я был… я был ревнив.

И звучный свод с силой повторил эти слова.

Наконец увели, или, лучше сказать, унесли Людовика XIII… Никогда больше он не был в Экуэне[47]. Более месяца сам король походил на привидение, так лицо его было бледно, мертвенно, голос глухой, глаза тревожны… Он поседел даже.

Через несколько дней после этого происшествия один вельможа имел неосторожность сказать Людовику, что в Венеции видели Море, на бале, танцующим с дочерью дожа.

– Графа Море? повторил король: – моего брата, убитого в рядах мятежников при Кастельнодаре?

– Многие письма, из Италии подтверждают этот факт.

– Неужели мертвецы выходят из гробов, чтобы обвинять меня? воскликнул Людовик, дрожа, всеми членами.

– Ваше величество, кажется нездоровы, сказал кардинал, входя в эту минуту.

– Что это значит, кузен? спросил король. – меня уверяют, что граф Море жив и что его видели в Венеции?

– Государь, подобные слухи достигли и до меня месяц тому назад, отвечал Ришельё: – и я немедленно написал к нашему посланнику при республике. Он уведомил, что все это ложь; после тщательных, настойчивых расспросов оказалось, что никто лично не видел графа Море.

– Но кузен, ведь вы, если не ошибаюсь, получили в Лангедоке самые верные сведения о смерти графа?

– Настолько верные, государь, насколько это возможно при подобных обстоятельствах; наконец, рассказ об этом происшествии распадается надвое. Одни уверяют, что принц, будучи ранен из пистолета в живот капитаном Бидероном, пал мертвым на поле битвы. Тем не менее, несомненно, что раненый был взят в карету Монсье и перевезен в Пруильский монастырь. Нет сведений – прибыл ли он туда или умер в