Королевские сестры - Виктория Холт

***

Элизабет Вильерс, слушая погребальный звон, с такой же тревогой смотрела в будущее, с какой Сара — с надеждой.

Так долго, а он так и не пришел к ней! Что это значит? Неужели он не нуждается в ней сейчас, как всегда?

Он придет к ней. Возможно, он ждет окончания похорон. Им придется быть еще осторожнее, чем прежде, но он придет.

ТВИКЕНХЕМСКАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ

Анна была полностью поглощена сыном. Она с нетерпением ждала рождения ребенка и, как обычно, молилась, чтобы этот выжил; маленький герцог Глостерский был живым доказательством того, что она может родить ребенка, способного жить, и хотя его здоровье вызывало большую тревогу, никто не мог отрицать, что он был чрезвычайно умен. Доктор Рэдклифф, тот самый прямолинейный человек, который мало уважал чины, но считался одним из лучших врачей при дворе, сказал, что недуг маленького герцога — у него была водянка головного мозга — мог означать, что его мозг, следовательно, был более подвижен, чем обычно. В любом случае, юный герцог был восторгом и ужасом жизни Анны. Это раздражало Сару, которая снова и снова обнаруживала, что она и ее дела отодвинуты на второй план из-за мальчика.

Смерть Марии и встреча с Вильгельмом заставили Анну почувствовать необходимость выйти из своей обычной апатии. Нужно было защищать будущее ее мальчика, и, будучи немощной больной, неспособной двигаться, она чувствовала, что не сможет сделать все, что от нее потребуется.

Поэтому она решила, что должна вернуть себе способность двигаться; одной из причин, по которой ходьба была для нее так утомительна, был ее вес, поэтому она решила принимать холодные ванны, чтобы похудеть, есть немного меньше — хотя это было для нее пыткой — и чаще охотиться. Она охотилась с детства, так что это не было для нее в тягость.

В ее состоянии она, конечно, не могла ездить верхом, и ей сделали специальное кресло, достаточно большое, чтобы вместить ее одну; его поставили на высокие колеса и запрягали одной лошадью. В нем она неутомимо следовала за дичью.

Эти усилия в сочетании с ее решимостью поправить здоровье ради сына дали свои плоды. Она могла ходить, когда подагра и водянка не слишком ее мучили.

Они с Георгом часами сидели вместе, обсуждая своего мальчика. Ребенок часто бывал с ними и любил их. Они с тревогой наблюдали за ним и были очень обеспокоены тем, что ему трудно ходить прямо; это была постоянная тема их разговоров.

Однажды Анна сказала Георгу:

— Нужно что-то делать. Он все еще ходит так, словно только учится. В этом отношении он как двухлетний ребенок.

— Знаю, знаю, — пробормотал Георг.

— Это меня огорчает. Как ты думаешь, мы можем что-нибудь с этим сделать?

— Мы можем сделать? — повторил Георг.

— Как ты думаешь, может быть, он просто не прилагает достаточно усилий, чтобы ходить?

Георг задумался, склонив голову набок.

— Возможно.

— Тогда, Георг, мы должны заставить его ходить прямо. Мы должны заставить его ходить без помощи слуг.

— Каким образом?

— Путем… — Анна поморщилась, — наказания, если он не будет этого делать.

— Наказывать нашего мальчика?

— Нам это будет больнее, чем ему, но если это единственный способ…

— Если это единственный способ… — пробормотал Георг.

— Георг, ты его отец. Ты должен это сделать. Ты должен взять свою трость и бить его, если он не будет ходить сам.

— Я… бить нашего мальчика!

— Я буду чувствовать каждый удар, но если это единственный способ…

Георг выглядел так, словно вот-вот расплачется, но пробормотал:

— Если это единственный способ…

Анна была непреклонна. Она послала за мальчиком. Он подошел к ним, по-взрослому поцеловал им руки, но рядом с ним шли двое слуг, чтобы поддерживать его и не давать ему шататься из стороны в сторону.

— Мой дорогой мальчик, — сказала Анна. — Мы с папой хотим, чтобы ты ходил сам. Ты ведь уже большой.

— Мама, я не могу. — На лице мальчика появился страх. Он хотел объяснить им, что, когда он пытается идти один, у него так кружится голова, что он боится упасть, а когда слуги идут по обе стороны, это помогает ему держаться прямо и избавляет от головокружения.

— Ты должен, мой сын.

— Но я не могу, мама.

— Мы с папой думаем, что ты смог бы, если бы постарался.

Мальчик на этот раз не смог объяснить, что у него на уме. Как он мог рассказать этим людям с обычными головами, каково это — носить голову, которая так и норовит перевесить и не позволяет ходить так, как они.

Его лицо застыло в упрямом выражении, но все, что он сказал, было:

— Нет.

Анна приказала слугам отойти.

— А теперь иди, — сказала она.

— Нет, — ответил мальчик.

— Папа, — сказала Анна, подавая знак Георгу.

Мальчик увидел трость в руках отца и с изумлением уставился на нее. Он не мог поверить, что она предназначена для него, ибо никогда прежде не видел от родителей ничего, кроме доброты и снисхождения.

— Иди, — сказала Анна.

Он стоял и смотрел на нее.

Затем он почувствовал удар трости по плечам. Он содрогнулся от ужаса, что они могли так с ним поступить. Он не мог этого понять.

— Иди, — сказал отец. — Иди один.

Трость опускалась на его плечи снова и снова, и внезапно он ощутил боль.

Он вскрикнул и побежал… прямо из комнаты… один.

Георг и Анна переглянулись.

— Мой бедный, бедный милый! — воскликнула Анна. — Но видишь, Георг, это подействовало.

Они оба дрожали и были на грани слез. Лишь они знали, какую боль причинило им страдание их любимого мальчика; они заставили себя сделать это лишь потому, что искренне верили, что это для его же блага.

***

Тихий скрежет в дверь покоев Элизабет Вильерс заставил ее вскочить от восторга. Это был хорошо знакомый сигнал из более счастливых дней.

Она подбежала к двери и распахнула ее.

— Вильгельм! — прошептала она.

Он шагнул в комнату и, закрыв за собой дверь, сбросил плащ, полностью скрывавший его.

— Я знала, что вы придете, — почти истерично воскликнула она. — Я знала!

— Никто не должен знать, что я здесь, — сказал он.

Ее сердце упало; он был