Королевские сестры - Виктория Холт

Он снова перечитал ее письмо. Он должен оставить Элизабет. Его бессмертная душа в опасности. Она умоляла его сделать это. Жениться снова, если он должен, но жениться на ком-то, кто достоин быть супругой великого короля.

Она ушла; он потерял ее, и больше никогда не увидит, как она вздрагивает при его появлении и беспомощно всплескивает руками, что так часто его раздражало, и все же ему было досадно, когда она казалась более сдержанной. Никогда больше не сможет поговорить с ней, завладеть всем ее вниманием, видеть, как она сотней способов показывает свое обожание.

Он потерял лучшую жену, какую только мог желать; в ней было все, что ему было нужно в жене, и он никогда не ценил этого, когда она была рядом. Он никогда не думал, что будет делать без нее; по правде говоря, он никогда не верил, что ему придется быть без нее. Ведь это он был слабым, он был больным.

Но теперь она ушла. Мария, которую он так и не смог до конца понять.

О, в его чувствах была своя тонкость. Она хотела спасти его душу, и именно поэтому оставила это последнее письмо. Но зачем она сочла нужным написать архиепископу Кентерберийскому по этому сугубо личному делу? Разве не достаточно было написать ему одному? Теперь он гадал о ее мотивах, как и постоянно при ее жизни, и понял, что никогда не мог быть уверен в Марии — ни при жизни, ни после смерти. Возможно, она считала, что если не пошлет ему письмо через архиепископа, он не воспримет его всерьез. Теперь архиепископ будет его усовещевать, ибо именно об этом просила его Мария.

Удивительно, что даже сейчас он не мог быть в ней уверен, как и при жизни.

Он коснулся щеки — она была влажной. Он, холодный, суровый Вильгельм, плакал. Он хотел вернуть ее, хотел задать ей столько вопросов. Хотел знать, что творилось у нее в мыслях. Внезапно его охватило чувство опустошенности. Он понял, что любил Марию, и потерял ее; и что уже никогда не сможет сказать ей, что любил — по-своему. Почему он не сделал этого, когда она была жива? Возможно, он и сам этого не знал.

Он заперся в своем кабинете и приказал, чтобы его не беспокоили. Он открыл ящик и достал прядь ее волос. Она отдала ее ему перед одним из его отъездов, в порыве, как он тогда счел, излишней и ненужной сентиментальности, и он, раздраженный ее поступком, сунул прядь в этот ящик.

Теперь он достал ее и посмотрел. Это были прекрасные волосы, и он пожалел, что не ценил их при ее жизни.

Как странно, что он не чувствовал к ней обиды за то, что она написала ему это письмо, и, что еще хуже, написала архиепископу. Он больше никогда не будет на нее обижаться и всем сердцем желал, чтобы она была сейчас рядом.

Он сплел из волос браслет и обвязал им руку, закрепив черной лентой.

Никто его не увидит; только он будет знать, что он там; но он будет носить его в память о ней до самой смерти.

***

Кто-то постучал в дверь его кабинета. Он сердито крикнул:

— Разве я не сказал, что не желаю, чтобы меня беспокоили?

— Король меня примет.

Он узнал голос архиепископа и во второй раз в присутствии этого человека был так ошеломлен, что не смог настоять на своем. Архиепископ закрыл за собой дверь и встал напротив.

— Я вижу, — сказал он, — что Ваше Величество терзается раскаянием. Я пришел, чтобы просить вас об обещании, как того желала Ее Величество.

— Об обещании? — потребовал ответа Вильгельм.

— Обещании, что вы больше не увидитесь с Элизабет Вильерс.

Вильгельм молчал. Архиепископ застал его в разгар раскаяния; на его щеках даже остались следы слез. Возможно, Тенисон знал, что то, что он чувствует сегодня, он не будет чувствовать на следующей неделе, и что именно сейчас настал момент исполнить поручение, оставленное ему покойной королевой.

— Это была ее предсмертная воля, — продолжал архиепископ. — Все ее мысли были о вас. Она умерла в страхе, что вы, как прелюбодей, никогда не войдете в Царствие Небесное. Возможно, она наблюдает за нами сейчас, ждет, молится, чтобы вы дали ответ, которого она ждет.

Вильгельма душили чувства. Ему казалось, что он никогда не будет скучать ни по кому так, как по Марии. Он тосковал по ее кротости, ее нежной покорности — по всему, что он потерял.

— Она наблюдает за нами, — сказал Тенисон. — Разве вы не чувствуете ее рядом?

Вильгельм пробормотал:

— Я обещаю. Прошу вас, оставьте меня.

Архиепископ, безмятежно улыбаясь, покинул его.

Вильгельм сел и закрыл лицо руками.

***

Элизабет Вильерс была встревожена. Она давно не видела своего любовника. Нужно было так много обсудить; у нее были для него новости о том, как смерть королевы повлияла на двор принцессы Анны. Но он не приходил.

Но он придет, она была в этом уверена. Он не сможет без нее обойтись. Возможно, зная, что за ними шпионят, он не хотел давать врагам повод для скандала, на который те так надеялись.

Нужно лишь подождать, уверяла себя Элизабет.

***

В Беркли-хаусе царило возбуждение. Сара выпроводила всех, чтобы поговорить с Анной наедине перед ее отъездом.

Это был поворот в их судьбе, заверила она подругу.

— Его Величество милостиво вас примет. Он несколько сменил тон. И это меня не удивляет, потому что, скажу я вам, миссис Морли, народ не так уж любит Вильгельма одного, как любил, когда ваша сестра была королевой. Они спрашивают себя, какое право он имеет носить корону. И какое у него право? Это вы, миссис Морли, должны ее носить. Вам следовало бы думать о том, как ехать на собственную коронацию, а не о том, как вас в портшезе понесут на поклон к Калибану!

— Это правда, миссис Фримен, но моя сестра не хотела бы этого.

— О, да ее совсем одурачил и сбил с толку этот Голландский выкидыш.

— Как бы я хотела, чтобы мы были добрыми подругами! Я сидела здесь и вспоминала, дорогая миссис Фримен, как мы были маленькими девочками. Я не могла вынести, когда ее не было рядом. Я всегда хотела делать то, что делала она,