Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс

– Вам его не дадут.

– Тогда я выеду из Франции.

– Как вам угодно. Ваш государь не потерпел бы ни на один день того, что я переношу в продолжение нескольких лет. Теперь вы знаете мою волю – она неизменна.

Мирбель вышел, не сказав ни слова, но он не выехал из Парижа. Через несколько дней кардинал узнал от своих мадридских шпионов, что это решение Людовика XIII причиняло живейшую досаду Филиппу IV, а этим доказывалась необходимость принятой меры.

Между тем войска Гастона прошли Бургундию и часть Бурбоннэ, не встретив ни одного королевского эскадрона; они повсюду производили грабежи и даже грабили друг друга, если иначе не могли достать добычи. По прибытии в Дижон, Гастон получил сведения от Монморанси. Он почтительно выговорил принцу за поспешность похода в то время как он, Монморанси не мог еще ни получить субсидии с провинции, ни собрать ожидаемых войск. Герцог, впрочем, прибавлял, что готов исполнить приказания его высочества и употребить для этого все, что будет в его власти. Основываясь на последнем уверении, Монсье продолжал путь, переправился через Аллье в Виши и очутился в Оверне. До сих пор ни один город, ни одно местечко не приставали к восстанию; к Гастону не явился даже с услугами ни один дворянин, хотя принц прошел уже две трети королевства. Конечно, кардинальское иго слишком тяготело над Францией; но мало верили такому ветреному, такому непостоянному человеку, как брат короля. Шавиньяк и несколько благородных друзей его – были первые, присоединившиеся к принцу на границах Руэрга.

Армия, требуя беспрестанно денег у герцога Эльбефа, который отделывался одними обещаниями, пришла наконец, в Лодев, первый город губернаторства Монморанси; сам он собрал своих инсургентов в Пезена.

Королевские войска стягивались медленно; но они составляли грозную армию относительно своих противников. Маршал Ла-Форс шел на верхний Лангедок с десятью тысячами пехоты и тысячью пятьсот конницы навстречу остальной.

Маршал Шомберг следовал с меньшими силами пехоты, но с более многочисленной кавалерией против Гастона. В это время король, поспешивший на театр войны в сопровождении кардинала и королевы, велел объявить Монморанси и всех сторонников герцога Орлеанского виновными в оскорблении величества. Сам Гастон объявлен мятежником. Эти строгости не остановили однако же инсургентов: пятьсот человек дворян осадили Бокер, из которого необходимо было сделать крепость. Но так как защита была энергическая и казалась быть продолжительной, Монморанси посоветовал Пюилорану, собиравшемуся на штурм, отказаться от этого предприятия.

– Если мы разобьем Шомберга, прибавил он: – мы не будем иметь недостатка в городах, и потому двинемся на него. Но в случае неудачи, придется снова искать убежища в Брюсселе.

Монсье сделал ошибку, разделив свою армию, состоявшую тогда из двенадцати тысяч: часть пехоты, вверенная Эльбефу, пошла против маршала Ла-Форса, которого нечего было слишком опасаться в ту минуту; а отряд, предназначенный сражаться с Шомбергом, сделался, очень слабым, чтобы выдержать натиск этого генерала.

На рассвете 7 сентября обе армии очутились в виду друг у друга, в небольшом расстоянии от Кастельнодари. Войска Монсье занимали высоту, имея город по левую сторону. Желая отрезать неприятелю сообщение с этой точкой опоры, Шомберг вдруг выступил из прикрывавшего его леса и овладел лугом, лежавшим между Кастельнодари и инсургентами. В эту минуту Гастону предстояло еще перейти небольшой мост, чтобы построиться в боевой порядок; большая часть его пехоты и артиллерия находилась еще в миле расстояния и приближались медленно. Воспользовавшись этой медленностью с целью овладеть выгодной позицией, королевская армия стала таким образом, что многие рвы или глубокие дороги делали доступ к нему весьма затруднительным.

В Этот-то момент Монморанси, командовавший правым флангом, решился двинуться вперед для рекогносцировки неприятеля. Попытавшись напрасно отговорить его от этого; Монсье просил его не наступать, по крайней мере, преждевременно. Герцог обещал повиноваться, зная очень хорошо, по его словам, что еще не все войска прибыли.

– Заклинаю вас всем святым в мире! продолжал принц: – вам легко видеть, что у вас в руках счастье королевы-матери, мое и ваше собственное.

Граф Море, незаконный сын Генриха IV, чувствовавший в своих жилах кровь героя, с нетерпением ожидал приближения левого крыла, которым командовал. Не будучи в состоянии удержаться перед неприятелем, также как и у ног красавицы, он вспыхнул, увидев, как эскадрон королевской кавалерии приблизился на выстрел и, выхватив пистолет, поскакал на капитана. Последний, хладнокровно ожидавший противника, прицелился и выстрелил ему в живот. Море упал, его окружили и нашли его рану смертельной. Обменялись несколькими выстрелами.

Монморанси слышал это на правом фланге и, считая, что началось дело, не сдержал своего слова… С этой минуты исчез в нем осторожный воин, опытный начальник: Монморанси был не более, как безумец, повиновавшийся роковой силе, увлекавшей его к гибели. Перескочив несколько рвов, не смотря на живейшие просьбы графа Рье, которого Гастон имел осторожность приставить к нему, Монморанси бросился в массу королевцев. Оруженосцу, следовавшему за ним раздробило руку, и лошадь была под ним убита. Верный Рье, скакавший за своим генералом, хотя и порицавший его увлечение; жертва неблагоразумия, которого он не мог предупредить, пал сраженный пулей. Не прошло и десяти минут, и Монморанси получил семнадцать ран, из которых ни одна не была смертельна. Наконец, ядро убило под ним лошадь. Несмотря на кровь, струившуюся из всех частей тела, Монморанси дотащился до откоса рва, где и дожидался, что придут к нему на помощь. Сен-Прель, которого роковая судьба приберегала до такого же конца, как и героя, слышал несколько раз крики: «Ко мне! К Монморанси»! Но этот офицер вздрогнул при мысли взять в плен такого человека и при подобных обстоятельствах. Гвардейский сержант подошел наконец к Генриху.

– Сент-Мари, сказал он этому человеку, которого узнал: – не покидай меня.

– Сент-Мари передал Сен-Пре шпагу герцога: так определила судьба войны.

Раненый был перенесен в Кастельнодари на доске, покрытой многими плащами.

– Если бы все окружающие меня, сказал он в дороге сержанту: – сделали столько, сколько я, у вас в рядах была бы хорошая прореха.

– Да, отвечал сержант: – если бы у вас были те люди, которыми вы командовали в Велланне.

Войско Гастона, особенно дворяне, напрасно пытались освободить знаменитого пленника; граф Фельяд, барон Канжи, Лердоа, Вилльнев, Ла-Форе и многие другие легли на месте в этой отчаянной попытке. Пехота, почти главным образом состоявшая из низких авантюристов, разбежалась в начале дела. Кавалерия дралась храбро, но могла быть окружена, а потому и отступила. Если бы в эту минуту Шомберг послал эскадрон в главную квартиру Гастона, то захватил бы его со всеми офицерами. Когда принцу доложили о взятии Монморанси, он отвечал с обычным