Расколотая корона - Виктория Холт

Король изложил собранию причину посольства и то, какая великая честь была ему оказана. Святой Град в опасности; король Балдуин умирает от страшной болезни; на его место может прийти лишь дитя; и ключи от Гроба Господня были предложены ему, Генриху Английскому. Вот возможность снискать себе великую славу и смыть грехи всей своей жизни. Однако он — король, который всегда в первую очередь думал о своем народе. У него нет иной воли, кроме их воли, и он созвал их сюда, чтобы они решили за него, следует ли ему предпринимать это паломничество.

Ираклий поднялся на ноги и сказал собранию, что Иисус Христос и все благочестивые люди мира просят короля Англии спасти Иерусалим. Он рассказал им, как Саладин, предводитель сарацин, тех язычников, что враги Христа, готовится взять Иерусалим. Могут ли истинные христиане стоять в стороне и позволить этому случиться? Нет! Ибо те, кто может это сделать, — не истинные христиане.

Генрих ответил, что сделает все, что в его силах, чтобы спасти Святой Град.

Затем он призвал собрание сказать ему, чего они от него желают.

Ричард, архиепископ Кентерберийский, поднялся на ноги.

— Милорд король, — сказал он, — ваш долг — в ваших владениях.

Ираклий обернулся к архиепископу.

— Милорд архиепископ, — громогласно вскричал он, — я взываю к другому архиепископу, святому, мученику. Его предали смерти на камнях его собора, и в то время король дал клятву, что отправится в Иерусалим.

— Если бы это было в его власти, — ответил архиепископ. — Но наш господин король при коронации дал другую клятву. В ней он обязался всегда печься о благополучии своих подданных. Эта клятва, милорды, как залог сохранения короны, отменяет все прочие. Крестовый поход в Палестину не идет ни в какое сравнение с долгом короля. И по этой причине, милорд король и милорд патриарх, король должен остаться в своих владениях.

Генрих медленно кивнул.

— Я вижу, что члены моего совета говорят разумно. Мое сердце отправится в Палестину, но сам я вынужден остаться здесь. Мой долг должен быть исполнен.

Ираклий уже готов был взорваться от негодования, когда Генрих сказал:

— Я пожертвую пятьдесят тысяч на это дело, и если кто-либо из моих подданных пожелает присоединиться к крестовому походу, я сделаю все, что в моих силах, чтобы им помочь.

— Я приехал не за деньгами, — вскричал Ираклий. В ярости он набросился на Генриха, ибо прекрасно понимал, что эти люди никогда бы не осмелились пойти против него, не будь они заранее научены королем. Это было решение Генриха, и только Генриха. — Что до вас, сир, — продолжал он, — то доселе вы правили в великой славе, но знайте: Бог, чье дело вы отвергли, теперь отвергнет и вас. Вы еще увидите, что станется с вами из-за вашей неблагодарности. Вы ищете отговорки. Говорите, что должны остаться и защищать своих подданных. Вы убили архиепископа Кентерберийского и отказываетесь искупить свою вину за это преступление, предприняв сию Священную войну.

При упоминании Томаса Бекета лицо короля вспыхнуло, а глаза загорелись убийственным огнем.

— Не думайте, что я страшусь вашей ярости, — вскричал Ираклий. — Отрубите мне голову, если хотите. Поступите со мной так же, как с Томасом Бекетом. Я предпочту умереть от вашей руки в Англии, чем от руки сарацина в Сирии. Я уважаю сарацин больше, чем вас.

Генрих задрожал от гнева. Он никогда не мог слушать спокойно, когда упоминали Томаса. На несколько мгновений он был готов крикнуть своим людям схватить патриарха, бросить его в темницу и там выколоть ему глаза.

Ираклий не выказал страха. Но на сердце у него было тошно. Он должен был найти знатного государя, богатого и сильного, который пойдет с ним и спасет Иерусалим.

— Отдайте мне одного из ваших сыновей, — взмолился он. — Если вы сами не хотите спасти свою душу, пусть один из них пойдет вместо вас.

— Мои сыновья нужны мне.

— Они нужны Богу.

Генрих подумал: «Ричард? Джеффри? Иоанн? Нет, никогда». Он должен был держать их подле себя. Он должен был знать, что они делают. Он не мог доверять ни одному из них.

— Бог дал мне великие земли, чтобы я их защищал, — сказал король. — И я должен их защищать. Если я уеду, мои сыновья начнут сражаться между собой. Мой долг — здесь.

Патриарх понял, что потерпел поражение.

— Вы и ваши сыновья… вы от Дьявола пришли и к Дьяволу вернетесь. Не ждите добра, Генрих Плантагенет, ибо вы отвернулись от Бога.

Генрих покинул залу. Был лишь один человек, способный его успокоить и заставить забыть мрачные пророчества патриарха: Алиса.

***

Генрих был потрясен. «Правда ли, — спрашивал он себя, — что Бог оставил его?»

Его сыновьям нельзя было доверять — даже Иоанну, его младшему, его нынешнему любимцу. Какой смысл притворяться? Мог ли он доверять Иоанну? Каким человеком он становился?

Он послал за ним, и Иоанн тотчас явился. Юноша знал, что теперь, когда его брат Генрих мертв, он — любимый сын отца.

Хитрый, искушенный в подлости — ибо наставники его видели, к чему лежит его душа, и поощряли это, — Иоанн искал выгоды. Он презирал отца с презрением молодости к старости. Иоанн верил, что стоит на пороге жизни, полной власти и приключений, а жизнь его отца близится к концу.

В прошлом он наблюдал за отцом в замке, видел, как его глаза задерживаются на женщинах, смотрел, как он их ласкает и уводит в свою спальню. Вскоре и сам Иоанн начал пробовать себя в этой игре, которая, как говорили, была одержимостью его отца. Иоанн понимал склонности отца в этом направлении. Они были и его собственными.

А теперь, кто знает, что его ждет? Джеффри навлек на себя непростительный гнев отца, потому что его люди стреляли в короля, пока он стоял и смотрел. Что до Ричарда, то король никогда его не любил. Оставался Иоанн.

Старик временами бывал довольно сентиментальным.

Иоанн слышал призыв Ираклия, а один из его дружков поведал ему о приключениях его матери в Святой Земле, когда она была женой старого Людовика. Его мать умела наслаждаться жизнью не хуже отца! Иоанн подумал, что и сам не прочь отправиться в Святую Землю. Что может быть забавнее,