Расколотая корона - Виктория Холт

— О, мой возлюбленный сын! — воскликнула Алиенора. — Как долги были эти годы!

— Я постоянно о вас думал, — сказал ей Ричард, и, поскольку она хорошо знала своего сына, она ему поверила. Ее дорогой, смелый, честный Ричард, который не лицемерил, как остальные в ее семье. Ричард, на которого она могла положиться; чья любовь и доверие к ней были равны ее любви и доверию к нему.

— Мы должны поговорить наедине, — прошептала она ему.

— Я это устрою, — ответил он.

Он пришел в ее спальню, и она снова почувствовала себя молодой, как в те времена, когда он был еще ребенком, и она любила его так нежно и больше других своих детей, как и по сей день.

— Ты знаешь, зачем твой отец привез меня сюда?

Он кивнул.

— Он хочет отнять у меня Аквитанию и отдать ее Иоанну.

— Ты теперь наследник английского престола, Ричард, — Англии, Нормандии и Анжу.

— Он ничего не говорил о том, чтобы сделать меня своим наследником.

— В этом нет нужды. Ты теперь старший и законный наследник. Даже он не может пойти против закона.

— Он способен на все.

— Но не на это. Этого никогда не допустят. Это ввергнет страну в войну.

— Он не чурается войны.

— Ты не знаешь его. Он всегда ненавидел войну. Он ненавидит тратить деньги, которых она требует. Разве ты не видел, что если есть шанс избежать войны, он его использует? Он любит побеждать обманом и хитростью. Он делал это снова и снова. Вот это, сын мой, и называется быть великим королем.

— Я бы никогда до такого не опустился. Я бы победил мечом.

— Ты прирожденный воин, Ричард. Человек чести. Не найти другого, столь не похожего на твоего отца. Возможно, именно поэтому я тебя и люблю.

— А что ты о нем думаешь? Он постарел, верно?

— Да, он постарел. Но я помню его молодым… почти мальчиком, когда вышла за него… ему не было и двадцати. Он никогда не был так красив, как ты, Генрих и Джеффри… и даже Иоанн.

— Своей красотой мы обязаны вам, матушка.

— Верно. Хотя твоего деда, анжуйца, считали одним из красивейших людей его времени. Жоффруа Красивый — так его звали. — Она задумчиво улыбнулась. — Я хорошо его знала… одно время даже очень хорошо. Человек большого обаяния и красоты, но невеликой силы. Не то что его сын. Но во что превратился твой отец теперь? В старика… в тучного старика. Он всегда был склонен к полноте. Потому-то и ел стоя, да так, словно делал это по необходимости, а не ради удовольствия. Конечно, в молодости его неуемная энергия сдерживала дородность, но рано или поздно она должна была взять свое. Я замечаю, теперь он при ходьбе нередко опирается на палку.

— Его лягнула одна из лошадей, и теперь вросший ноготь на пальце ноги время от времени причиняет ему боль.

— Бедный старик! — насмешливо бросила Алиенора. — Следовало бы ему лучше о себе заботиться. Он ни минуты не сидит на месте. Нельзя долго быть рядом с ним и не ощущать этого неистового стремления что-то делать. В этом он не изменился. И как же он неопрятен! Его одежда — просто позор.

— Он никогда о ней не заботился. «Я — король, — говорит он, — и все это знают. Никто не станет бояться меня сильнее оттого, что на мне плащ из бархата и горностая».

— В дни его любви к Томасу Бекету, когда Томас был его канцлером и они повсюду ходили вместе, можно было подумать, что Томас — король, а он — его слуга.

— И все же Томас умер, а он живет и теперь заявляет, что Томас любит его даже больше, чем в юности, и приглядывает за ним с Небес.

— Это на него похоже, — сказала Алиенора не без нотки восхищения. — Он все обратит себе на пользу. Но мы зря тратим время на разговоры о нем. Мы оба слишком хорошо его знаем, и это хорошо, ибо мы понимаем, с кем имеем дело. Что с Аквитанией, Ричард?

— Я никогда ее не отдам.

— У тебя там были неспокойные времена.

— Но я навел там порядок. Они считают меня суровым и жестоким, но справедливым. Я никогда не убивал и не калечил ради потехи. Я подвергал их ужасным карам, но те всегда были заслуженны.

Она кивнула.

— Во времена моих предков и в мое собственное правление жизнь в Аквитании была счастливой. Мы были народом, преданным поэзии и песням.

— Поэзия и песни немало способствовали разжиганию смуты в народе. Ты знаешь, что Бертран де Борн дал Генриху возможность выступить против меня.

— Я знаю. Они любили меня. Они бы никогда не причинили мне вреда. Почему они не могли принять моего сына, того, кого я выбрала своим преемником?

— Они никогда по-настоящему не верили, что я на вашей стороне. Они ненавидят моего отца и видят во мне его сына, а не вашего. Но я завоевал свое место мечом и сохраню его. Я лучше буду герцогом Аквитанским, чем королем Англии. Я никогда не отдам Аквитанию Иоанну.

— Он сделал Иоанна своим любимцем. Это безрассудно с его стороны. Думаешь, Иоанн будет любить его больше, чем вы все?

— Не знаю. В одном Иоанн на него похож. У него такой же буйный нрав.

— Это мало говорит в его пользу. Генриху следовало бы научиться сдерживать свой. Интересно, унаследовал ли он и его похоть?

— Говорят, что да.

— Будем надеяться, что Иоанн унаследовал и его проницательность, иначе ему придется туго. Но я хочу говорить о тебе, Ричард. Ты станешь королем Англии, когда Генрих умрет.

— И герцогом Аквитанским, ибо я никогда от нее не откажусь. И когда я стану королем, матушка, моей первой заботой будете вы. Прежде всего остального вы будете освобождены и окажетесь рядом со мной. Я клянусь.

— Благослови тебя Господь, Ричард. Клясться не нужно. Я знаю, что так и будет. Есть и другое дело. Ты уже не мальчик и все еще не женат. Что с твоей невестой?

— Если ты имеешь в виду Алису, она все еще на попечении короля.

— Все еще его любовница! Как он ей верен. Чем