Сад чудес и волшебная арфа - Джанетт Лайнс

Девушку затрясло, и он схватил лежавший поблизости шерстяной плед и накинул ей на плечи. Роберт тоже дрожал.

Лаванда заглянула в бездонные колодцы его глаз.

– Меня забросило в огонь, – сказала она.

Роберт взглянул на нее с тревогой.

– О, только сейчас никаких загадок, пожалуйста, Лаванда. Просто ответьте.

Она плотнее закуталась в плед.

– Это не загадка. Это из сказки писателя Ганса Христиана Андерсена. История бумажной балерины и стойкого оловянного солдатика. В конце концов они сгорают вместе в пламени любви.

– Я знаю эту сказку, – сказал Роберт. – Солдат с одной ногой, я с половиной лица. Значит, говорите…

– Я полюбила вас еще в тот день на вокзале, когда вы подошли к моей тележке с цветами.

Он задрожал еще сильнее.

– А что скажете на мое предложение разделить этот дом с кем-то менее костлявым, не в обиду будь сказано этому славному мальчику Снуку?

– Над этим надо подумать, и крепко. Кого вы имели в виду?

– Себя, – опустил голову Роберт.

Лаванда почувствовала, как дрожат его пальцы: несомненно, от волнения. Затем он убрал руку и вынул из кармана крохотный, очень красивый футлярчик. Табакерка?

– Вот в чем состояло мое поручение в Кингстоне, – пояснил он. – Загляните внутрь.

Лаванда открыла коробочку. Внутри сверкнуло кольцо. На золотом ободке драгоценными камнями выложена маргаритка. Девушка ахнула от изысканной замысловатой красоты бриллиантового цветка.

– Примерьте, – настаивал Роберт. – На безымянный палец левой руки.

Ее щеки вспыхнули.

Село как влитое. И Лаванде вдруг стало ужасно стыдно.

– Мне не следовало сомневаться в тебе, Роберт.

Его глаза, любимые созвездия, вспыхнули лаской.

– Конечно, не следовало. Но сейчас, если бы ты просто сказала «да», я был бы навсегда…

– Да, – сказала она. – Навсегда.

Глава 34

Сад пробудился во всем своем великолепии. Ревень, колокольчик, лапчатка, голубая сцилла, землю ковром устлали фиалки, а в лесу распустились триллиумы, камыш, первоцвет, кресс-салат, венерин башмачок, дикий ирис, дикий имбирь, дикие вербы – все-все дикое. Лаванда с Робертом часто гуляли там и вдоль реки. По любимым местам ее матери. Роберту все это было в диковинку, поскольку от постоянных разъездов большинство пейзажей превращались для него в нечеткое пятно. Присматриваться к весенним дарам земли и любоваться ими вечно было некогда. Поэтому теперь он был похож на мальчика, ахающего над каждым нежным ростком, каждым комочком молодого мха: «Ой, смотри, а тут вон какой, прямо с тысячью крошечных белых звездочек». Лаванда называла ему многие ранние цветы. И их значения. Это ее школа цветов, шутила она.

– А вот еще одно растение, названное словно специально твоим именем, герань Роберта. – Они остановились, и Лаванда показала ему изящные резные листочки, сиренево-розовые пятилепестковые цветки на высоких стебельках. – И взгляни, – продолжала она, – как цветок клонит головку, словно стесняется открыть лицо. И эти красавицы, подобно нам, людям, ночью спят и оживают при утреннем свете.

Роберт снял шляпу, прижал к сердцу и проникновенно произнес:

– И пленительна, как эти дивные дикие цветы! Сплел бы я тебе гирлянду…

Лаванда рассмеялась.

– Уитмен?

– Нет, – ответил он. – Я. И писал тем самым замечательным карандашом, который ты мне подарила. Еще не закончил.

– Уверена, что закончишь, – улыбнулась Лаванда.

Весенний сад требовал особенно много работы. Лаванда купила пару перчаток поплотнее, чтобы не попортить кольцо. Она все еще не могла к нему привыкнуть. До свадьбы Роберт жил у тети в Содаст-Флэтс. Преподавать он еще не начал, поэтому помогал Лаванде срезать секатором прошлогоднюю ломкую поросль.

– Насколько лучше для характера, – заметил он, поднимая руку с лопаткой, и земля осыпалась на невредимую сторону его лица, – копаться в улитках и червях, чем в одиночестве горбиться в темной, душной комнате, возясь с химикатами, механическими выключателями и тому подобным. Улиткам и червям нет дела до моего лица.

В шутку Лаванда швырнула в Роберта пучок травы и приказала вернуться к работе. Скоро в этом самом саду состоится свадьба, а работы еще непочатый край.

Они смеялись и убирали прошлогодний мусор. Однако времени было не так много. Пышным золотом цвели нарциссы, рыжими огоньками – тюльпаны, а Лаванда букетами продавала их на вокзале, где царило празднично-весеннее настроение. Вернулся жонглер. Объявился шарманщик. Пришли новые музыканты, с ними хорошенькая девушка, играющая на лютне.

Однако все стекались к прилавку, над которым, украшенный стразами и блестками, висел плакат: «Весенние цветы! Эзотерические сувениры из одежд провидицы!» Слова вызвали большое любопытство, и когда люди подходили к тележке Лаванды, она рассказывала, что на выставленных ею закладках написаны строки волшебных стихов и значения цветов и, что самое главное, закладки сшиты из нижнего белья мисс Аллегры Траут. А все, уж конечно, помнили завораживающую силу мисс Траут!

И не просто помнили, а остро нуждались в дорогом сердцу сувенире. Закладки разлетелись из тележки, словно голубки. Нарциссы разошлись по каминным полкам и столам. Тюльпаны тоже обрели свои счастливые дома. А вскоре, пообещала Лаванда своим многочисленным покупателям, грядет великолепнейшее великолепие – сирень!

Вскоре после этого на Пиннакл-стрит как-то днем зашла госпожа Дот Тикелл. Она торопилась, но рассказала Лаванде, что прибирала свою мастерскую, проветривала ее и нашла старый садовый дневник, принадлежавший матери Лаванды. Очень запылившийся, пожелтевший, перевязанный кожаным шнурком, однако для Лаванды это была огромная радость.

– Он должен быть у дочери Амариллис, – заявила художница.

– Чаю, госпожа Тикелл?

– Нет времени. Я осваиваю совершенно новый стиль. И, должна сказать, он намного ярче моего прежнего.

Художница резко развернулась и ушла.

Хоть Лаванда и собиралась вернуться в сад: предстояло посадить душистый горошек, но как не заглянуть в мамин дневник, принесенный художницей. Только одним глазком глянуть. Она развязала кожаный шнурок, которым была обмотана тетрадь. И уже собиралась устроиться на обморочной кушетке, как из страниц выпорхнул пожелтевший листочек, исписанный красивым почерком. Лаванда узнала мамину песенку, ту самую, которую миссис Клемент Роуз декламировала несколько месяцев назад, о полете в сад, о короткой жизни цветов, а в конце любопытный поворот: «Взгляни-ка вниз! Ведь там скала».

Лаванда осторожно отложила дневник. Вышла в сад, к большому, корявому, поросшему мхом валуну. Смотрела на него и опять задавалась вопросом, кроется ли в словах матери какой-то смысл, или же она, как говорила миссис Роуз, просто срифмовала это слово с «пчелой». Должен ли этот валун-скала что-то открыть или это просто камень и ничего более? Лаванда взяла совок и принялась рыхлить почву вокруг молодых ирисов. Но мысли об этой загадке ее не покидали.

Арло Снук вернулся из конюшен, где, по его словам, уже перепрел навоз для весеннего удобрения полей. Об этом