Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем

Наступила тишина. Диана опустила голову, Шон стыдливо прятал взгляд, будто отсутствие работы было неким преступлением, а Влад посматривал та на женщину, то на мужчину с долей сострадания. Наконец, он первый нарушил молчание, положив по-дружески свою руку на плечо Шона:

Знаете, почему моя карьера режиссера пошла в гору? А я скажу: потому что мне все равно и я ни за что не борюсь. Все, что суждено, случится ран о или поздно, и потому вам, Шон, следует ждать и надеяться, и не впадать в уныние. Возможно, успех войдет в вашу жизнь.

Диана глубоко вздохнула, с недоверием взглянула на Владислава, молвила:

Все так легко сказать, когда самому нет ни в чем нужды, когда у вас есть хлеб и крыша над головой.

О, нет, вы не правы, - ответил ей Влад, задетый за живое, - будучи пленником концлагеря мне приходилось и голодать, и есть рыбьи кишки из мусорных баков. Я пережил такое, что вам не снилось в самых худших кошмарах. Верьте мне: я умирал от голода, холода, болезней, и все же мне удалось выжить - это великое чудо! Пути Господа неисповедимы.

Простите мою супругу, сэр Шейбал, она просто не знает, как помочь мне, - проговорил Шон, до глубины души тронутый горьким его признанием, который явил для него единственный пример поистине чудесного преображения.

Пронятый его добротой и мягким характером, Владислав слегка улыбнулся - устало, измученно, словно после недавней понесенной потери, ответил:

Я могу узнать вашу дальнейшую судьбу, но для этого мне понадобятся кофе и ваша вера в меня.

Что вы собираетесь предпринять? - удивленно воскликнул Шон, будто перед новой неизвестной пьесой.

Гадать на кофейной гуще. Я армянин, а наш народ издревле знает тайны этого гадания.

Вы - племянник архиепископа и собираетесь по кофейной гуще узреть будущее? Грех это.

Этот грех останется со мной, а вы, сэр Коннери, будьте спокойны, - развернувшись лицом к бармену, расставляющего бокалы, он потребовал заварить крепкий кофе для друга.

Бармен лишь мельком взглянул на Шона и, задорно подмигнув, сказал:

Мистер Шейбал умеет гадать, мои предсказания уже начали сбываться.

Влад рассмеялся, что еще больше покоробило Шона и его жену Диану, но уверенный голос режиссера и вся его легкая веселая натура и то дружеское настроение, с которым он охотно делился с родными и близкими, развеяли все сомнения. Шон испил до дна чашку кофе и, перевернув ее на тарелку, передал Владиславу. Тот ждал некоторое время, пока гуща не стечет по стенкам, а затем, осмотрев чашку, стал медленно говорить, всматриваясь в затейливый, лишь ему одному понятный рисунок:

Ты будешь богат и знаменит и у вас с Дианой родится сын, но то произойдет не так скоро, как вам хотелось бы. Время и терпение, иначе вы погубите то, что суждено вам судьбою.

Дрожащей рукой он передал Шону чашку, его глаза потемнели от расширившихся зрачков, никогда прежде никто не видел его таким: это был Владислав и в тоже время не Владислав. Диане стало страшно и незаметно для всех она сотворила крестное знамя. Вскоре транс, в котором пребывала его душа, отступил и Влад вновь стал самим собой, но впечатление, которое он произвел на друзей,осталось за гранью его понимания.

Я думаю, нам пора домой, - только и мог что сказать удивленный необычным превращением Шон.

Да... пора домой... - эхом вторил за ним Влад, чувствуя, как к горлу медленным потоком подступает тошнота.

Диана с супругом помогли ему справиться с непонятным недугом. Втроем они вышли на улицу - к ночной лондонской прохладе. Машин почти не было,а прохожих и подавно: пустые длинные сходящиеся и расходящиеся улицы походили теперь на подземные туннели, только красивые и освещенные. Шон поймал такси и, распрощавшись с Владиславом, вместе с женой уехали домой. Влад еще некоторое время смотрел им вслед, на душе было отчего-то радостно, легко; за много лет пережитых испытаний ему хотелось смеяться как когда-то в отрочестве, запрокинув лицо к темному звездному небу, и вдыхать свежий горьковатый аромат черной украинской земли.

Глава четырнадцатая

Бронислава благополучно долетела до Варшавы, в аэропорту ее встретил Казимеж. Со скрытой грустью мать приметила сильное отличие ее сыновей и вопреки каждодневным заботам старшего женщине по сердцу более приходился младший сын - отрада для нее, весь смысл жизни. Казимеж чувствовал, как сильно привязана мать к Владиславу, и тем сильнее завидовал брату - за его явное превосходство во всем. Дома Бронислава распаковала подарки от Влада: Казимеж получил новый фотоаппарат, Станислав редкие масляные краски, о которых долго мечтал, черноокая красавица Янка приняла в качестве подарка от любимого брата серьги и шелковый платок, любимой тете Ванде достались английские духи, тете Софии большая энциклопедия о театральных костюмах, а дядя Адам получил те заветные пластинки с его любимыми старинными композициями. Станислав поначалу не желал принимать подарки от изгнанного им сына, но Бронислава со слезами на глазах упросила супруга принять сей дар и позвонить хотя бы первый раз в жизни Владиславу, поблагодарить его, ведь он так старался, так хотел сделать родным людям приятное. Скрепя сердцем, жесткий, непримиримый по характеру Станислав внял мольбам супруги, набрал номер младшего сына: весь их разговор состоял из нескольких фраз - как дела, как здоровье, спасибо за подарки, до свидания. Брониславе стало обидно за Владислава, ей было жаль его: сколько он трудился, сколько бился ради заветной мечты, а никто, кроме нее самой, не оценил сие старания по достоинству.

Проплакав полночи, зная, что Владислава нет рядом, женщина решилась на отчаянный шаг - встретиться с бывшей невесткой Иреной, и на это у нее были причины. Вопреки гневным ожиданиям Ирена легко приняла приглашение о встречи в центральном парке после полудня, по крайней мере, она не знала, для чего престарелая женщина хочет говорить с ней.

В назначенное время обе женщины повстречались после долгого расставания. Все в них было разное, кроме одного - сильные чувства к одному и тому же человеку - материнское и возлюбленное. Именно эти чувства привели их сюда, в тот парк, где особенно любил гулять Владислав.

Ирена пристально глядела на бывшую свекровь и не узнавала ее: взгляд Брониславы оставался жестоким, холодным заместо прежнего - кроткого, доброго.

Вы что-то желаете сообщить мне? - открыла разговор с вопросом актриса, предчувствуя, однако, неладное.

Бронислава глубоко вздохнула, ее губы были плотно сжаты, наконец, она произнесла:

Я желала этой встречи, дабы посмотреть в бесстыжие