Молот шотландцев - Виктория Холт

хитроумный король Франции, прекрасно понимал, какое действие производят на стареющего монарха Англии вести о прелестях его сестры. Это было источником забавы. Эдуард создавал в своем воображении образ, и королю Франции было выгодно позволять ему это делать. Чем сильнее он желал Бланку, тем более высокую цену можно было за нее запросить.

Цена и впрямь была высока. Гасконь должна была навсегда отойти к французам.

«Как я могу это сделать?» — спрашивал себя Эдуард. Гасконь! Она имела для него величайшее стратегическое значение. Французский король прекрасно это понимал — как и страстное желание Эдуарда, — и ему казалось, что он сможет заставить ослепленного любовью короля согласиться.

По ночам его преследовала Гасконь. Словно Гасконь лежала рядом с ним вместе с желанной Бланкой.

Как он мог отдать провинцию? Но как он мог жить без Бланки? Он слишком долго был вдовцом. Прошло более семи лет со смерти Элеоноры. Она бы поняла, что это долгий срок для короля, который, хоть и старея, был все еще слишком молод телом и душой, чтобы обходиться без жены.

Наконец он не мог больше ждать и принял решение. Да, Филипп получит Гасконь, а он получит Бланку. Его брат Эдмунд вел за него переговоры при французском дворе и держал его в курсе всего, что там происходило.

Очевидно, Эдмунд был неспокоен. Он не доверял этому хитроумному монарху, которого за красоту прозвали Филиппом Красивым.

В положенный срок Эдуард получил от брата известие, что Гасконь передана французам и брачный договор уже в пути, но, увы, это был совсем не тот договор, на который рассчитывал Эдуард. Дело в том, писал Эдмунд, что принцесса Бланка была обручена с герцогом Австрийским, старшим сыном императора. Однако у Бланки была младшая сестра Маргарита, и король Франции предлагал вписать в брачный договор ее имя вместо имени Бланки.

Короля охватили ярость и горе. Столько лет он мечтал о Бланке, а теперь должен был получить ее сестру! Маргарита была намного моложе Бланки, но, как писал Эдмунд, девушка была красивая. Положение было трудное. Французы уже получили Гасконь, и, чтобы вернуть ее, пришлось бы упорно сражаться. А Бланка уже была помолвлена, так что, казалось, не оставалось иного выбора — если король действительно хотел жену, — кроме как взять Маргариту.

Эдуард проклинал короля Франции. Он сравнил себя с Иаковом, который семь лет служил за Рахиль, но был обманут отцом девушки и получил в жены его старшую дочь Лию. С той лишь разницей, что ему предлагали младшую дочь.

Но поделать с этим он ничего не мог. Ему оставалось либо принять Маргариту, либо оставаться без жены, пока не начнутся новые, более долгие переговоры.

Тем временем его одолевали семейные заботы. Джоанна снова была в милости, и он принял ее мужа, но он был глубоко обеспокоен судьбой своей старшей дочери Элеоноры, чей муж, герцог де Бар-ле-Дюк, все еще оставался в плену у французов. Бедная Элеонора была безутешна, но король ничего не мог поделать. Он много о ней тревожился и готовил поездку в Гент, где, как он надеялся, она сможет к нему присоединиться. Воссоединение с ней доставит ему огромную радость, писал он ей, и в ответном письме она сообщила, что ничто, кроме воссоединения с мужем, не могло бы доставить ей большего удовольствия.

У Эдуарда было много причин для беспокойства. Были разногласия с Францией, а также мелкие мятежи в Уэльсе. Этого он ожидал, ибо не мог надеяться, что этот гордый народ безропотно примет английское владычество. События в Шотландии близились к развязке, и Иоанн Баллиол оказывался весьма неудовлетворительным правителем. И были еще семейные дела. Поведение Джоанны лишило его многих ночей сна; он постоянно тревожился об Элеоноре, а теперь нужно было думать о замужестве юной Елизаветы. Маргарита была не очень счастлива со своим мужем-распутником; как все было бы иначе, если бы они все, подобно Марии, ушли в монастырь. Впрочем, и за Марию он тоже беспокоился, потому что иногда ему приходило в голову, что ее затворили от жизни прежде, чем у нее появилась возможность решить, хочет ли она этого. За юным Эдуардом тоже нужен был глаз да глаз. Ему было почти четырнадцать, и, хотя он был достаточно умен, он не утруждал себя книгами и имел привычку собирать вокруг себя самых неподходящих приятелей и оказывать им слишком много дружеского расположения.

А теперь была и юная Елизавета — на два года старше Эдуарда и помолвленная с Иоанном Голландским. Иоанн уже некоторое время находился в Англии и потому не был для Елизаветы чужим. Он был кротким юношей и обещал быть нежным мужем, но Елизавета часто говорила отцу, как ненавистна ей мысль о том, чтобы покинуть Англию.

Конечно, ему следовало бы быть как другие короли. Ему следовало бы приказывать своим детям повиноваться, а в случае непокорности принуждать их к послушанию. Но он любил их так нежно, и быть с ними суровым означало бы такое же великое несчастье для него, как и для них. Дело в том, что он вырос в атмосфере семейной преданности — ни у кого не могло быть более преданных родителей, чем у него, — и он принял это как образ жизни. Иногда это приносило свои плоды. Они с Элеонорой были так счастливы со своими детьми; но была и другая сторона медали. Любовь и снисходительность часто означали тревогу.

С ним это было именно так. Будь он менее любящим отцом, беспокоился ли бы он сейчас о своих детях?

Граф Голландский был недавно убит, и Иоанн, жених Елизаветы, стал его наследником. Смерть отца Иоанна, Флоренса, графа Голландского, была окутана некоторой тайной. Эдуард присматривал за ним со времен смерти Норвежской Девы, ибо граф Голландский был одним из потомков шотландской принцессы Ады, дочери одного из братьев Вильгельма Льва; и Флоренс был разочарован, когда королем Шотландии избрали Иоанна Баллиола. С тех пор он проявил себя скорее другом Франции, нежели Англии. Он даже зашел так далеко, что пообещал Франции свою помощь против англичан, если Филипп хорошо ему за это заплатит, что, конечно же, означало бы конец предполагаемому союзу с Елизаветой.

Эдуард мог на это наплевать, ибо сын Флоренса Иоанн, которого отправили на воспитание в Англию, все еще находился в стране. Иоанн, когда его известили о положении дел, сказал Эдуарду, что считает себя связанным обязательствами с Елизаветой, и, поскольку он не видел ничего, кроме добра, от своего будущего тестя, он будет стоять за Эдуарда против собственного