Молот шотландцев - Виктория Холт

Это был знак, что Эдуард не склонен к прощению и разгневан на члена своей семьи так, как она никогда прежде не видела.

Около месяца король отказывался видеть дочь, а она держалась так, словно выказывала надменное безразличие к его холодности. Но все это время Ральф был заточен в Бристоле, и она не могла допустить, чтобы это продолжалось.

Она постоянно обсуждала этот вопрос с графиней Пембрук и ее дочерью Изабеллой.

— Я должна что-то сделать, — заявила она. — Я не могу позволить Ральфу оставаться в Бристоле. Мой отец знает, что это величайшая месть, которую он может мне учинить… лишить меня мужа. Я поеду к нему и буду умолять его.

Графиня покачала головой, а Изабелла напомнила ей о великом гневе короля. Его выставили глупцом, ведь он устраивал для нее брак, когда она уже была замужем. Гордому королю трудно смириться с таким, сказала графиня.

— Но он всегда был мягок с дочерьми. Нам всегда удавалось заставить его сменить гнев на милость.

— Возможно, то были дела незначительные. Это — другое.

— Я должна заставить его понять. Он любит своих внуков. Он должен быть в восторге, что отцом этого ребенка будет Ральф. Ну же, признайтесь, вы когда-нибудь видели мужчину красивее?

Графиня улыбнулась, а Изабелла с некоторым пылом сказала:

— Он и вправду красив. Редко встретишь так хорошо сложенного мужчину.

— А, — быстро сказала Джоанна. — Вижу, он вам приглянулся.

— Миледи, — сказала графиня, — у Изабеллы есть муж, и она ему предана.

Джоанна рассмеялась.

— Я это хорошо знаю. Я бы рассердилась, если бы вы не восхитились Ральфом. Что ж, теперь вы понимаете, почему я не могу допустить, чтобы он томился в темнице. Остается только одно — увидеть моего отца, поговорить с ним самой.

— Примет ли он вас? — спросила Изабелла.

— Примет, если я сама к нему явлюсь. Я его хорошо знаю. Он слишком нежно нас всех любит, чтобы не жаждать примирения. Дорогие мои подруги, завтра я отправляюсь ко двору. Нет, не пытайтесь меня отговорить.

— Мы и не станем, — с улыбкой ответила графиня. — Мы всегда знали, что, когда вы что-то решили, просить вас передумать бесполезно.

— Я буду умолять его, и вы увидите, он смягчится.

— Молю Бога, чтобы так и было, — сказала графиня.

***

Джоанна въехала в Сент-Олбанс в жаркий июльский день.

Ее приняли с некоторым смятением, ибо придворные короля были в нерешительности. Она была в немилости, но она была дочерью короля, и они не смели ее оскорбить; но, с другой стороны, как поведет себя король, если они будут обращаться с ней как прежде, до этой ссоры?

Ее беременность была уже хорошо заметна, и она сказала, что утомлена дорогой. Она надеялась, что ей не откажут в постели.

Ее властные манеры смирили их. Никто и никогда не усомнился бы в королевском происхождении Джоанны. В ее поведении сквозило требование почтительного обращения.

Она послала королю сообщение:

«Ваша дочь здесь. Впервые в жизни она вынуждена просить об аудиенции, но она делает это сейчас и надеется на милостивый прием».

Король слышал, что она беременна, и не мог не беспокоиться о ее здоровье. Он отдал приказ, чтобы о ней хорошо позаботились, и что он примет ее на следующий день.

Джоанна торжествовала. Он поступил так, как она и знала. Проявить немного нежности, немного лести — и она его покорит.

Но когда она предстала перед ним, ее немного ошеломила холодность его взгляда. Никогда прежде он так на нее не смотрел. Словно она была ему неприятна. Она не дрогнула. Она была полностью уверена в своих силах.

Он сидел в кресле, подобном трону, что подчеркивало его королевское величие. Она стояла перед ним.

— Государь-отец, — сказала она, — я прошу позволения сесть.

Он кивнул, и она села на скамеечку.

— Зачем ты приехала? — холодно спросил он.

— Потому что вы мой отец, хотя вы и король.

— Я этого не забываю. Ты оскорбляешь меня дважды — и как дочь, и как подданная.

— Дорогой отец, я не могу вынести, когда вы так холодно на меня смотрите. Я так много вспоминаю о тех временах, когда моя дорогая матушка была жива. Ах, если бы она была здесь сегодня. Она бы выслушала меня… она бы молила вас за меня. Как несчастна она была бы, видя вашу ненависть ко мне.

— Она и вправду была бы несчастна, родив такую непокорную дочь.

— Вы нежно любили мою мать, — сказала она. — Так и я люблю своего мужа.

— Этого… ничтожество… которого ты уговорила меня посвятить в рыцари!

— Никто не заслуживал этой чести больше… как и чести быть зятем величайшего из королей. Отец, вспомните… прошлое… то счастье, что мы знали вместе. Мой ребенок родится в положенный срок, плод моей любви к мужу, которого вы жестоко заточили в темницу.

— Это была ошибка, — сурово сказал король. — Он получил по заслугам. Я мог бы найти ему темницу и похуже, которая, без сомнения, соответствовала бы его преступлению.

При мысли о муже хладнокровие покинуло Джоанну. Она вскричала:

— Освободите его! Он не сделал ничего дурного. Я люблю его, отец. Вы понимаете, что это значит. Я уговорила его на этот брак… я заставила его пойти на это… силой его любви ко мне.

В уголке губ короля дрогнула тень усмешки. Он подумал: «Да, она бы заставила его жениться. Сама бы его выбрала, и он не посмел бы и слова сказать. В этом вся его дочь Джоанна. И как было не восхищаться такой дочерью? Вся — огонь и энергия. И страха она не знала».

— Скажите мне вот что, — продолжала она. — Почему знатному мужчине не зазорно взять в жены бедную женщину, а когда знатная женщина берет простолюдина, это считается позором?

— Ты — принцесса. Он — никто. Ты должна была испросить моего дозволения на брак. Ты пренебрегла моей волей… и волей всей страны. Многие добивались твоей руки.

— Добивались возвышения через королевский союз. Государь, я уже вышла замуж один раз, чтобы угодить вам. Вы отдали меня старику.

— Гилберт был добр к тебе.

— А разве он мог быть иным? Ему ведь повезло, не так ли,