Молот шотландцев - Виктория Холт

И вот теперь она умирает.

Этого не может быть. Его дочь напугана, потому что ее мать больна. Она не умрет. Элеонора никогда его не оставит. Она ему нужна. Он не мог представить себе жизнь без нее. Во всех его походах она была с ним… в самой гуще битвы она всегда была рядом.

Он обнимет ее. Он скажет: «Моя королева, моя любовь. Ты должна поправиться… ради меня».

Так прошла ночь. Как же далеко это было!

***

Его встретила дочь. Лицо ее было бледно, глаза полны скорби.

Он заключил ее в объятия. Свою возлюбленную дочь, самую любимую из всех его детей.

— Моя дорогая…

Она не могла говорить. Лишь покачала головой. И он все понял.

Он вошел в смертный чертог. Он смотрел на нее, лежащую там, белую и недвижную… и прекрасную. Она всегда была прекрасна, и в жизни… и в смерти.

Он опустился на колени у постели.

— Слишком поздно, — прошептал он. — Слишком поздно, чтобы увидеть ее живой, чтобы еще раз сказать ей, чем она была для меня. Если бы я только мог вернуть ее, я бы отдал все… все…

Завоевание Уэльса, грядущая схватка с Шотландией… В этот миг все это ничего не значило, потому что Элеонора была мертва.

***

— Милорд, — сказали ему, — нам следует вернуться в Шотландию.

Он покачал головой.

— Мое место — с ней.

— Милорд, королева мертва.

Он отвернулся. Он не мог говорить. Он онемел от горя.

Я должен был быть с ней. Я не должен был позволить ей уйти без меня. Я должен был сказать ей в самом конце, как много она для меня значила.

Она, конечно, знала. Но он хотел, чтобы она услышала это снова. Он хотел умолять ее не покидать его. Сказать ей, как много она для него значила.

Но она ушла, и теперь его долгом было похоронить ее. Он будет с ней на ее пути в Вестминстер. Шотландия — ему было все равно, что случится в Шотландии. Баллиол, Брюс, Гастингс. Пусть предъявляют свои права. Он не мог думать о них, потому что Элеонора, его дорогая королева, была мертва.

Он затворился наедине со своим горем. Он не говорил ни с кем, кроме дочери. Те, кто заботился о нем, были рады, что она рядом. Лишь она одна могла его утешить.

— Я воздам ей почести, — сказал он дочери. — Вся страна должна скорбеть о ней. Они узнают, что мы потеряли добрую королеву.

— Они это знают, отец. Все это знают.

— Я отправлюсь с ней в Вестминстер, и она будет покоиться в Вестминстере, рядом с моим отцом. Я нежно любил его, почти так же сильно, как любил ее. Им подобает быть вместе.

Он приказал забальзамировать ее, и, когда это было сделано, они отправились в долгое путешествие в Вестминстер.

Король повелел установить крест в Линкольне, и в каждом месте, где процессия останавливалась на ночлег, должен был быть воздвигнут крест в память о их возлюбленной королеве.

В Грантеме, Стамфорде, Геддингтоне, Нортгемптоне, Стони-Стратфорде, Уоберне, Данстейбле, Сент-Олбансе, Уолтеме, Уэст-Чипе и, наконец, у самого Вестминстера. Последний был самым прекрасным из всех, и народ прозвал его крестом Дорогой Королевы.

Когда процессия приблизилась к Лондону, знатнейшие горожане вышли ей навстречу. Они были в черных капюшонах и траурных плащах и пели заунывную погребальную песнь, пока шли по улицам.

Так они похоронили королеву, и люди дивились любви, которую питал к ней король, ибо он продолжал скорбеть о ней. Он приказал изготовить статую и установить ее на гробнице. Она была отлита из бронзы и изображала королеву во всей ее красе, с прекрасными волосами, волнами ниспадавшими из-под усыпанного самоцветами обруча на голове.

Король одарил Вестминстерское аббатство дарами и заказал мессы за упокой души королевы. Он повелел, чтобы восковые свечи у ее гробницы никогда не гасли, и выделил на это деньги.

Люди приходили посмотреть на великолепную гробницу, высеченную из серого петвортского мрамора, на которой были выбиты башни Кастилии и львы Леона.

Кресты стали вечным памятником ей, и то место, где был установлен последний крест, назвали в ее честь. Крест Дорогой Королевы — Chère Reine Cross — вскоре стал известен как Чаринг-Кросс.

Глава X

НЕПОКОРНАЯ ДЖОАННА

Король постоянно был со своей старшей дочерью. Лишь она могла его утешить. Они говорили о королеве, о том, какой доброй она была и как они не ценили этого в полной мере, пока она была жива. Она была такой самоотверженной, думая лишь о благе своей семьи, а они принимали ее бескорыстие как часть своей жизни и считали само собой разумеющимся.

Глостер и Джоанна приехали в Вестминстер из Клеркенуэлла, и вчетвером они говорили о том, что значила для них потеря королевы.

Глостер сказал королю, что тот может унять свою скорбь, с головой уйдя в королевские обязанности. Оставалось дело Шотландии, которое не стало менее острым из-за смерти королевы.

Король согласился. Он должен был вырваться из плена своего горя. Он должен был продолжить прерванный путь.

Джоанна, чья беременность была уже совершенно очевидна, была склонна покровительствовать сестре. Будучи графиней Глостер, женой самого влиятельного барона в стране, богатой, обожаемой и готовящейся стать матерью, она заставляла Элеонору чувствовать, будто та упускает в жизни нечто важное.

Когда они оставались одни, Джоанна рассуждала о благах супружества.

— Будь уверена, — говорила она, — наш отец скоро начнет подыскивать себе невесту.

— Наш отец! Да никогда.

— Это еще почему?

— Он был так предан нашей матери.

— Дорогая сестра, как мало ты знаешь о жизни. Конечно, он был предан нашей матери. Он ее очень любил. Но она умерла. Он еще не старик. Говорю тебе, он захочет жену. Он захочет детей.

— У него их и так было двенадцать, и шестеро из нас еще живы. Джоанна, как ты думаешь, не рождение ли стольких детей ее и убило?

— Ее никогда не тревожило деторождение.

— Нет, потому что она считала это своим долгом и умерла бы, исполняя его. Она знала, как больна, и пыталась скрыть это от нас. О, Джоанна, наш отец никогда не сможет взять другую жену.

— Дай ему время, — сказала мудрая Джоанна. — Бьюсь об заклад, скоро пойдут разговоры, и нашего отца уговорят жениться снова. Ах, тебе это не по