Венская рапсодия - Дростен Юлия

Хелена провела пальцем по ручке чашки.

— Помнишь ужин в самом начале войны, когда ты так тревожилась о делах Макса в Перемышле? С тех пору меня появились подозрения. Но знаю я только со вчерашнего дня, после того как Макс обо всем рассказал мне в больнице. Мы оба выложили все карты на стол, и это хорошо.

— Тебе рассказал Макс? — удивилась Фанни. — А я уж думала, твоя мать.

— Моя мать? — Хелена была сбита с толку. — При чем тут она? Что она знает о вас?

Лицо у Фанни стало пунцового цвета.

— Ее камеристка подглядывала за нами в поместье. Это было еще до вашей помолвки. София сообщила твоей матери, и та меня выгнала. Именно по этой причине я тогда пропала.

— И я узнаю об этом только сейчас? Просто неслыханно! А после нашей свадьбы вы продолжали встречаться?

Фании поникла головой.

— Когда он был в Вене в отпуске, мы встретились и за — вились любовью. Это было в первый и последний раз, — прошептала она, запинаясь. — Ты в ярости. Я понимаю.

— Нет, — ответила Хелена. — Я не в ярости. Я разочарована. Ты повела себя не по-дружески и обманула меня.

Фанни решила, что Хелена готова встать и уйти, но та спокойно продолжила:

— Наш брак умер вместе со вторым мертворожденным ребенком, но вряд ли этот союз вообще был жизнеспособен. Меня никто не спрашивал, хочу ли я выйти за Макса. Так уж было принято, и не только в моей семье. — Хелена задумчиво посмотрела на свои руки. — Прошло немало времени, пока я поняла, что мы с Максом не созданы друг для друга. Но теперь жизнь в моих руках. Я буду изучать медицину и стану врачом.

— А Макс? Теперь, попав в больницу, он нуждается в тебе!

Хелена холодно посмотрела на Фанни:

— Он нуждается не во мне. Я же тебе сказала, что мы обо всем поговорили. Ему нужна ты.

Фанни не верила своим ушам.

— О чем ты говоришь?

— Именно об этом. Развестись мы не можем, но оформим через суд раздельное проживание. Я прошу только об одном: соблюдайте секретность, пока процедура не будет завершена официально. Ради Эммы. — Хелена допила чай и встала.

Фанни тоже поднялась.

— Ты навестишь Макса? — спросила Хелена.

— Конечно, — пробормотала Фании. Думая о страданиях любимого, она ощущала сильный страх.

Хелена подошла к ней и быстро поцеловала в щеку.

— Пока, Фанни!

Молодая женщина молча посмотрела ей вслед. У двери Хелена обернулась:

— Только не думай, что я быстро прошу тебе предательство.

Отделение для офицеров находилось на улице Зен-зенгассе, неподалеку от того корпуса больницы, в котором почти двадцать восемь лет назад появилась на свет Фанни.

Привратник даже не поднял глаз от газеты, когда женщина спросила его, где лежит обер-лейтенант Кальман.

— Третья палата на последнем этаже, — пробурчал он недружелюбно.

Фанни прошла через прямоугольный двор. Вдоль дорожек стояли пустые скамейки. Газон с пожелтевшей травой обрамляли голые деревья. Кроме нее самой на улице никого не было.

При входе двое мужчин на складной стремянке прикрепляли к потолку венок из еловых лап. До первого воскресенья адвента оставалось два дня.

Справа на стене висел портрет императора Карла I. Старый повелитель умер осенью после почти шестидесяти восьми лет непрерывного правления. Хотя тысячи людей, в том числе Фанни и Йозефа, вышли на улицы, чтобы почтить траурную процессию, потрясение для населения было невеликим. Большинство жителей Вены при виде черного катафалка, влекомого восемью вороными, говорили, подобно Йозефе: «Со старым императором в могилу отправляется и старый мир».

Фанни медленно поднималась по широким ступеням, подавленно гадая, как выглядит Макс. Хелена ничего толком не сказала о том, насколько он пострадал. В Вене часто попадались инвалиды войны — молодые мужчины без руки или ноги, которые сидели на площадях и перекрестках и просили милостыню или хотя бы кусок хлеба.

В коридорах и на лестничных площадках толпились пациенты. Одни были в форме, другие — в халатах поверх пижамы. Некоторые сидели в каталке, кое-кто — в кресле, прислонив к нему костыли или клюку. Больные курили, тихо разговаривали или просто смотрели перед собой в пустоту. Один мужчина дрожал всем телом и что-то бормотал. Испуганная Фанни поспешила дальше. В коридоре ей повстречалась медсестра.

— Бог в помощь! Могу ли я вам помочь? — дружелюбно спросила она.

Фанни судорожно вцепилась в сумочку.

— Меня зовут Фанни Шиндлер. Я хотела бы видеть господина обер-лейтенанта Кальмана. — Заметив оценивающий взгляд медсестры, она добавила: — Я подруга семьи.

Медсестра колебалась.

— Ладно, — сказала она наконец. — Но не позволяйте ему волноваться. Сейчас покой — его главное лекарство.

Она повела Фанни по коридору с белым потолком и стенами и остановилась у одной из стеклянных дверей по правой стороне.

— Он там. — Медсестра посмотрела в палату через стекло.

Фанни проследила за ее взглядом.

— Иисус и Мария! — Она прикрыла рот рукой. В маленькой комнате с плетеным гарнитуром и заваленным газетами столом ее взору предстал Макс: неподвижно, с прямой спиной, он сидел на плетеном диване. На глазах у него была повязка.

— Господин обер-лейтенант каждое утро надевает форму, — тихо пояснила медсестра, — просит побрить и причесать его. Никто здесь так не борется за выздоровление, как он.

— Он ослеп? — прошептала Фанни.

Лицо медсестры выразило сочувствие.

— Глаза пострадали от газа. Врачи только через пару недель смогут сказать, сохранится ли зрение. Гораздо хуже дело обстоит с легкими. Они, скорее всего, никогда не восстановятся в полной мере.

Она не договорила: Макс закашлялся. Его скручивали рвотные спазмы, воздуха не хватало.

— Сделайте же что-нибудь, он задыхается! — закричала Фанни и хотела распахнуть дверь, но медсестра ее удержала.

— У него отек легких, поэтому ему тяжело дышать. Приступы уже не такие сильные, как раньше, но ему необходим покой.

— Отек легких? — со страхом повторила Фанни. — Что это означает?

— У него в легких вода. В этом виноват яд, который он вдохнул, зеленый крест[64]. Сердце тоже пострадало. Но, в отличие от большинства своих товарищей, он успел надеть противогаз — к сожалению, уже после того, как вдохнул дьявольскую смесь.

Приступ кашля прекратился. Фанни наблюдала, как Макс достал из кармана брюк платок и вытер рот.

— Он умрет? — спросила она бесцветным голосом.

— Скорее всего, поправится, — постаралась утешить ее медсестра. — Большинство умирает через два-три дня после газовой атаки. Если, этого не случилось, медленно наступает улучшение. Господин Кальман пострадал почти четыре недели назад. Сначала его лечили в полевом госпитале. Здесь, в Вене, врачи прилагают все усилия, чтобы поставить его на ноги. Ему дают морфин от боли и кислород, чтобы легче было дышать. Или пускают кровь, снижая нагрузку на сердце. — Она повернулась к Фанни: — Когда зайдете, не позволяйте больному почувствовать ваш страх. Постарайтесь его подбодрить.

Фанни кивнула. Она положила руку надверную ручку, сделала глубокий вдох, выдохнула и вошла. Макс повернул голову в ее направлении:

— Вы снова хотите взять у меня кровь, сестра?

Фанни сглотнула и постаралась ответить как можно веселее:

— Привет, Макс! Это я, Фанни!

Его губы сложились в улыбку.

— Привет, Фанни! Решила навестить меня на Зензенгассе[65], где живет старуха с косой?

— Боже ты мой, тебя не покинуло чувство юмора! — Молодой женщине хотелось плакать, но она рассмеялась.

— Где ты? — Кальман протянул руки вперед.

Фанни подвинула одно из кресел, но Макс попросил:

— Сядь рядом со мной. Пожалуйста. — Он похлопал ладонью по свободному месту на диване. — Хочу чувствовать, что ты тут, совсем близко. Ты хорошо пахнешь, — добавил он, когда она села. — Сладко и тепло.

Макс нашел ее руку, и их пальцы переплелись. Фанни посмотрела на дверь и удостоверилась, что медсестра ушла. Она положила голову возлюбленному на плечо и почувствовала, с каким усилием поднимается и опускается его грудь, внутри которой слышались хрипы.