Расколотая корона - Виктория Холт

Людовик был вне себя. Воистину, это была кара за его грехи; ему нужно было отправиться в тот крестовый поход с Генрихом. Это был его единственный сын, которого он планировал короновать с пышностью, необходимой для такого случая, а Бог грозил отнять его.

Он плакал, он молил, он советовался со своим родичем, графом Фландрским, который сам недавно вернулся из крестового похода, после чего верил, что грехи его смыты. Граф был человеком сравнительно молодым, у него оставалось еще вдоволь времени, чтобы совершить новые грехи и искупить свежую партию, а потому он пребывал в особенно бодром расположении духа.

Людовик не мог спать, так велика была его тревога. Он послал за своими министрами и сказал:

— Я уже не молод. Сомневаюсь, что смогу зачать еще сыновей, а если бы и смог, то он был бы еще младенцем, когда меня призовут. Бог карает меня. Я это чувствую. За что он так со мной? Филипп никогда не был так крепок, как мне хотелось бы, и я всегда боялся, что с ним случится нечто подобное.

Его министры напомнили ему, что юный Филипп еще жив, и лекари ухаживают за ним. Есть все шансы, что он выживет.

Но когда Людовик увидел лекарей, они были очень серьезны. Сын короля был в сильном жару. Он бредил и все время кричал, что деревья — его враги, и они пытаются схватить его и превратить в одного из них.

Королевские советники предостерегали его, что следует поберечь себя. Ведь умри он сейчас, когда его единственный сын в таком состоянии, это обернется для Франции катастрофой.

Людовик сокрушался, что еще не отправился в крестовый поход, который они с Генрихом задумали, и, думая о Генрихе, вспомнил о Томасе Бекете, том великом и добром человеке, что был так жестоко умерщвлен на камнях Кентерберийского собора. Лекари дали ему успокоительное питье, сулившее мирный сон, и, лежа на своей постели, на грани сна и бодрствования, он пережил нечто странное, что счел видением.

В комнате был Томас-мученик.

— Это и вправду ты, друг мой, Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский? — спросил король.

— Это я, — ответил призрачный образ.

— Ты пришел с Небес, где удостоен почета? — спросил король.

— Я пришел к тебе от Бога, — был ответ. — Отправляйся в Кентербери, смирись у моей гробницы. Исповедуй свои грехи и проси прощения. Если я заступлюсь за тебя, сын твой будет тебе возвращен.

Король сел в постели. Он дрожал. В опочивальне он был один.

Он был убежден, что святой Томас Бекет посетил его и спасет жизнь его сына.

***

Отправиться в Кентербери! Его министры были встревожены. Отправиться во владения своего старого врага, короля Англии!

— Вы забываете, — сказал Людовик, — что теперь мы друзья. Мы принесли клятву в этом и собираемся вместе в крестовый поход.

— Неразумно слишком доверять королю Англии, — советовали министры.

— Теперь я ему доверяю, — ответил Людовик. — Более того, святой Томас велел мне идти. Если я не пойду, мой сын умрет. Даже если бы я подозревал вероломство со стороны короля Англии, я бы все равно пошел, чтобы спасти сына.

Они видели, что отговаривать его бесполезно.

Филипп, граф Фландрский, был взволнован этой перспективой. Он склонялся к мнению министров, что Людовику не очень разумно ехать в Англию, но предвкушение приключений всегда его бодрило. Жизнь стала немного скучной после его возвращения из крестового похода, и теперь он пытался снискать расположение юного Филиппа, ибо видел, что Людовику недолго осталось на этом свете, а морское путешествие, несомненно, станет для него тяжелым испытанием.

— Милорд, — сказал он, — надеюсь, мне будет позволено сопровождать вас.

— Я был бы рад этому, — ответил Людовик.

Его министры по-прежнему сомневались. Думает ли он, что сможет вынести морской переход? Он ведь знал, насколько непредсказуем этот пролив.

Людовик прекрасно это осознавал, но решение его было твердым. Все, что оставалось сделать перед отъездом, — это сообщить о своем желании доброму другу, королю Англии.

***

Когда Генрих узнал, что Людовик желает посетить гробницу в Кентербери, он забеспокоился, ибо ему пришло в голову, что, находясь в Англии, король Франции непременно захочет увидеть свою дочь. Ему придется внушить Алисе, если эта встреча состоится — хотя он сделает все возможное, чтобы этого не допустить, — что она ни в коем случае не должна выдать своих чувств к нему. Разговор непременно зайдет о Ричарде, и если так, она должна будет сделать вид, что с радостью принимает его в мужья. Она может довериться Генриху — он позаботится о том, чтобы этот брак никогда не состоялся. Но времени подготовить Алису будет достаточно, если встреча отца и дочери все же произойдет. Людовик сейчас был человеком, снедаемым тревогой и озабоченным лишь одним — спасением своего сына, так что вполне возможно, что он забудет о затруднительном положении своей дочери.

Он отправил к Людовику гонца с посланием, полным восторженных приветствий. Король Англии будет почтен принять короля Франции. Он понимает его великое горе и желание заступничества святого Томаса. Он присоединит свои молитвы к молитвам Людовика, и Людовик может быть уверен в безопасном проезде. Тем во Франции, кто желает ему добра, совершенно не о чем беспокоиться. Король Англии лично берет на себя ответственность за его безопасность.

Собрав блистательную кавалькаду, Генрих отправился в Дувр, чтобы дождаться прибытия короля Франции. Люди собирались на обочинах дорог, чтобы увидеть его проезд, и многие стали свидетелями встречи двух королей.

Бедный Людовик, измученный тревогой за сына и страданиями, перенесенными во время морского перехода, выглядел на свой возраст. «Неужели и я так постарел за последние несколько лет?» — подумал Генрих. Он все еще мог провести день в седле, не устав; он был так же деятелен, как и всегда, и люди по-прежнему дивились его неистощимой энергии, которая не выказывала никаких признаков угасания. Он никогда не заботился о своей внешности. Как же Алиенора упрекала его за это, в гневе называя его крестьянином, насмехаясь над его обветренными руками и манерой одеваться, обзывая варваром за то, что он говорил, будто одежда предназначена для пользы, а не для украшения. Варвар, как же! Кое-кто из них обожал наряды. Взять хотя бы ее любовника-сарацина. С чего это он вспомнил об Алиеноре после стольких лет? Какое ему дело до ее мнения? Алиса его любит. Алиса