Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс

– И где будет соблюдаться самый строгий пост, продолжал Ришельё в припадке веселости.

– Лишь бы только находились в изобилии угри, камбала, тюрбо и другие рыбы подобного качества.

– К которым не допускались бы христиане ниже шестидесяти лет.

– Ваша эминенция дорого продает епархии.

– Не могу дешевле.

– Красная шапка никогда не осеняла бы вашей головы, если бы папа держал пирожное так высоко.

– Твое поручение у Гастона ни в каком случае еще не окончено, сказал кардинал, приняв серьезный тон, даже с легким оттенком неудовольствия: – мы подумаем о посвящении твоей тучной особы, когда увидим хоть малейшую причину к такой широкой награде. А в ожидании пусть твои сальные шутки, неблагопристойные остроты, любовь к бутылке – единственные твои, до сих пор обнаруженные качества, твердо поддерживают Монсье в его добром расположении. А я довершу дело, которое непременно поставить фортуну под наше знамя.

Очевидно, Ришельё считал себя близким к достижению двойной цели своего пламенного честолюбия: замужества племянницы с Монсье, и развода Анны Австрийской. Он теперь занялся своим делом.

Коварный прелат не все сказал графу Шалэ: кроме зловещей запасной мысли относительно этого вельможи, он намеревался также отомстить и госпоже Шеврёз. Нант казался удобным местом для выполнения его черных замыслов.

Но герцогиня не дремала в виду вулкана, разверзавшегося под ногами многих особ; не зная в точности проделок Ришельё, она объясняла отчасти его виды. Проницательная эта женщина крайне удивлялась, что его эминенция до сих пор еще не принимался за людей, скомпрометированных по поводу побега принца; она уже остановила свои подозрения на близкой свадьбе Гастона с нужной Комбалле, – поставленной условием прекращения дела. Поэтому она не удивилась, когда однажды вечером у королевы Гастон жаловался на предстоявшее супружество, которое предоставляло ему нового – только название мужа…

– Кто же принуждает вас к этому постыдному союзу? воскликнула фаворитка.

– Осторожность, Боже мой, одна только осторожность. При этой дерзости кардинала, разве я уверен, что голова моя не висит на волоске? Мне пришла превосходная мысль свергнуть иго этого вероломного попа: двадцать добрых эскадронов мне доставили бы его, и я поместил бы его красную шапку на такой высокой виселице, на какой не болтался еще ни один негодяй. Но мои ветреные заговорщики испортили все дело, и я снова покорнейший слуга этого мерзавца.

– Не думайте этого, ваше высочество: не все сбудется так как вы ожидаете. Проект его соединит вас поскорее с племянницей под предлогом положить конец, как он называет вашим интригам; рассчитан не дурно. Но во всяком случае можно вам найти спасение, и у вас есть превосходный случай объявить войну кардиналу. Он считает свое дело выигранным, потому что у него под рукой госпожа Комбалле, в то время как ваши различные претендентки, Маргарита Медичи, Мария Мантуанская и девица Монпансье, находясь вдали от вас, не могут, по его мнению, помешать его хитростям. Но послушайте, ваше высочество, и будем говорить тише. Последняя, которая, как мне кажется, имеет больше права на ваше сердце, находится не далее как в двадцати милях отсюда в имении своей матери. Скажите мне одно только ободрительное слово, я напишу к своей родственнице госпоже Гиз, и завтра утром эти дамы будут в Нанте.

– Вы ничего не могли выдумать лучше, герцогиня: девица Монпансье недурна собой, знатного рода и, сколько мне известно, скромница, что мне очень приятно, так как я сам не имею претензии на скромность.

– Женитесь, братец, – сказала серьезно Анна Австрийская. – Я ничего больше не желаю, как видеть вас счастливым.

– Чтобы избегнуть недостойного союза Монсье с кардинализированной племянницей, – вмешалась госпожа Шеврёз: – я считаю благоразумным не терять времени; ибо чрезмерно боясь мнимой измены брата, король женит принца на первой трактирной служанке, покровительствуемой кардиналом. Мы знаем, как Ришельё умеет пользоваться обстоятельствами… Предупредим же его в быстроте.

– Пишите скорее к госпоже Гиз, – сказал Гастон с живостью. – Я усиленно буду просить согласия матушки; а у короля, пока он мае всего не выскажет, я буду сторожить кабинет таким образом, чтобы старая лисица не имела ни минуты разговора, который не был бы мне известен… Я послушаю, что он будет говорить обо мне…

– Он будет говорить именно, – отвечала герцогиня: – пользуясь вашим присутствием и чтобы видеть эффект перехваченного письма. Произнесите внезапно имя девицы Монпансье во время разговора, когда кардинал произнесет слово женитьба, но только будьте тверды, без боязни, без уверток, и победа останется за вами.

– Не премину последовать вашим советам, герцогиня. Идите же отправлять нарочного.

– Бегу.

Придя к себе, госпожа Шеврёз узнала, что кардинал секретно допрашивал Шалэ; весть эта сильно обеспокоила ее. Она льстила себя надеждой, что граф мог положиться на судную комиссию, которую собирали и состав которой, ручался немного за безопасность. Канцлер Марилльяк, строгий, но честный законник, был назначен президентом; советники и следователи были из британского парламента, и с которыми уже ловкая, фаворитка кокетничала. Все уверяли ее, что жизнь подсудимого не могла находиться в опасности, будучи убеждены, что дело шло о побеге принца. Но, во всяком случае, герцогиню сильно беспокоило свидание Шалэ с кардиналом, хитрое влияние которого на человека слабого и переменчивого могло повести к грустным последствиям. Но по крайней мере надеясь, что граф не был так неосторожен, чтобы скомпрометировать себя с первого же раза, она решилась написать к нему, чтобы воспрепятствовать его дальнейшей нескромности. Трудно было доставить записку арестанту, которого содержали строго и в секрете. Долго ломала госпожа Шеврёз свою находчивую голову в приискании средства, наконец, вспомнив, что графу посылались изысканные обеды, она призвала лакея, который прислуживал ему, подкупила его без труда и вложила в искусно вырезанную большую ананасную землянику следующего содержания записочку: «Берегитесь делать какое бы то ни было признание кардиналу. Одно рискованное слово ухудшит вашу участь. Надейтесь. У вас есть друзья и нежная подруга, – они бодрствуют».

К несчастью слуга, щедро сплоченный герцогиней, надеялся получить еще более щедрую плату от кардинала, и две эти награды превозмогли укор совести. Подозрение Ришельё простиралось до таких мелочей, что он даже свидетельствовал пищу, предназначенную для Шалэ; но вероятно крошечная бумажка, вложенная в землянику прошла бы незамеченной, если бы жадный слуга не поторопился надоумить его. Его эминенция ловко вынул записочку, прочел и вложив снова под румяную оболочку, сказал с улыбкой:

– Отдай ему это послание, любезный; эта милая находчивость доставит ему удовольствие, без вреда для меня[29].

Известно, что осторожный совет Мари – увы, опоздал. Но граф, льстя себя надеждой, что спас свою голову, согласившись на требование кардинала, ни мало не беспокоился. Бедняга