Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс

лопнули и завязаны были ленточками. Шляпа благородного переодетого законника была некогда черная, наверху которой торчало тощее красное перо, порядочно источенное червями. Кольё в этом одеянии очень походил на Амадиса, но Амадиса с подмостков Пон-Пёф. Посмеявшись сам вместе с друзьями, он сел с ними за хромой стол, зацепившись несколько раз шпорами – кавалерийская принадлежность, весьма мало освоенная с каблуками парламентского президента.

В жару беседы сторонники Гастона не обращали внимания на индивида, в роде извозчика, который сидел недалеко от них и потребовал вина у хозяйки. Граф Рошфор заметил это первый.

– Клянусь глазами своей красавицы, сказал он в полголоса: – мне страшно, что в последнее время мы невоздержны на язык. Видите вы этого молодца, господа?

– Он не похож на кардинальского агента, отвечал Пюилоран: – и право он гораздо больше занят своей кружкой, нежели нашим разговором.

– Я разделяю мнение маркиза, молвил Колье: – это какой-нибудь нижне-нормандец, неспособный понимать языка образованных людей.

И незнакомец, словно желая подтвердить эту мысль, потребовал у хозяйки вторую кружку на таком варварском наречии, что она едва поняла его.

– Я думаю, добрый человек, что вы из тех мест, где говорят по-галльски? сказала она, подавая требуемое.

– Именно, отвечал он, протяжно: – я еду оттуда.

– Видите, сказал Колье товарищам: – этого бедняка нечего опасаться; а потом, господа, кардинал лишился преданных ушей с тех пор, как посадил в тюрьму этого разбойника Лафейма, которого да пошлет Господь в ад…

– За ваше здоровье, мои добрые господа, сказал нормандец, который поднял стакан и, оборотившись к троим дворянам, поклонился им.

– Бог да благословит вас, отвечал весело Рошфор: – и да прибережет два аршина пеньковой веревки для того, о ком мы говорим.

– Благодарю вас, благородные господа, очень благодарю.

Разговор сторонников Гастона продолжался довольно тихо; но опытные уши могли им воспользоваться. Наконец послание, главный предмет остановки, было окончено, три дворянина встали, заплатили за несколько глотков вина и вышли.

– Да, сказал Пюилоран на пороге: – у меня готов слуга для этого; я только велю ему сесть на лошадь, и через два часа он будет в замке, где сегодня двор останавливается для ночлега.

Глава Х

Раcкрытый заговор. – Обличительное письмо. – Обещание прощения. – Записка в землянике. – Смущение кардинала. – Два брата. – Женитьба Монсье. – Шалэ в тюрьме. – Процесс. – Заключение Марилльяка. – Казнь Шалэ (19 августа 1628 г.). – Страшные подробности.

Кардинал сидел за столом, покрытым бумагами, которые он перечитывал поочередно и с вниманием. Несмотря на неоднократные доклады толстяка Боаробера, он позабыл, что суп дымился возле него в серебряной чаше. По-видимому, его эминенция был сильно озабочен; по временам глаза его останавливались на настенных часах – почтенном памятнике XV столетия. Того же характера была и вся меблировка комнат. Министр находился в то время в старом Нантском замке, называемом королевской резиденцией, но куда короли приезжали очень редко.

– Ну, аббат, сказал наконец кардинал: – ты его видел! Какие же новости?

– Мы достигнем своих намерений, монсеньер; но я хотел бы, чтобы ваша эминенция прежде скушали свой бульон… Поддерживать жизнь гораздо важнее, нежели заботиться о ее занятии.

– Говори скорее, или клянусь…

– Успокойтесь, монсеньер! Смотрите, чтобы вспыльчивость не придала вам столько жару, сколько испускает напрасно этот бедный консоме. Я видел Монсье; он очень скучен, очень обескуражен тем, что открыты его намерения.

– Понятно. Если бы я шел против него, то ему не скоро бы выйти из заключения.

– Он это знает, и решился следовать во всем вашим приказаниям, если вы не скажите его величеству о письме, попавшем к вам в руки.

– И ты можешь считать его боязнь весьма основательной, из содержания этого письма, сказал Ришельё с горькой улыбкой. Вот послушай:

«Любезный граф Шалэ, настала пора для осуществления наших замыслов. На правом берегу Лоары тянется обширное пространство твердой почвы, на котором лошадиные копыта не оставляют никакого следа. По нему мы можем отъехать на шесть миль от реки, не боясь, чтобы выследили наше направление, а оттуда на рассвете мы выберемся на дорогу и направимся к Нормандии. Полтораста дворян, преданных нашему делу, ожидают нас на упомянутой местности, хорошо вооруженные, на добрых конях, и мы можем рассчитывать еще на восемьсот других. Этого достаточно, чтобы надеяться достигнуть Лотарингской границы. Привозите же скорее принца, в силу принятого вами обязательства. Мы все должны собраться на берегу реки в урочище «Гусиная Лапа»: факел, привязанный на вершине дерева послужит сигналом всадникам, если погода будет благоприятствовать, а в противном случае пустим ракеты.

«Перед отъездом было бы отлично сделать маленькую петлю на левом боку красной сутаны; но к этому еще можно будет воротиться.

«Приезжайте скорее.

«П. – Р. – К».

– Клянусь мощами св. Женевьевы! случай, достойный виселицы даже и для королевского брата! – воскликнул аббат.

– Я даже не думаю арестовать троих, подписавших это письмо, – сказал холодно кардинал: – я откладываю до другого времени расчет с ними, и не бойся, Боаробер, чтобы я позабыл об этом. В настоящую минуту шалость принца должна только послужить мне к выдаче его, связанного по рукам и по ногам моей племяннице.

– Я вам сказал, монсеньер, что он ваш.

– Возвращайся к его высочеству, аббат, и уверь, что я не сержусь на него за то, что мне известно об его замыслах; но как бы по собственному вдохновению постращай его строгостями короля, и в заключение прибавь по секрету, что свадьба может все уладить по желанию его величества… Ступайте, господин будущий епископ, работайте как лучше для своей карьеры: пример кардинала Ла-Валетта служит вам ручательством, что для этого не нужно ни ума, ни пламенного благочестия.

– Ни укоров совести, монсеньер… Спешу исполнить ваши приказания.

Едва удалился веселый аббат, как в кабинет вошел Шалэ в сопровождении капитана гвардии Галлье.

– Узнаю ли я наконец, милостивый государь, – сказал Талейран с гордостью: – в силу какой необходимости, я, высокий сановник королевского двора, арестован, без объяснения даже причины за что?

– Последнее предоставил себе, граф.

– О, без сомнения вам, господин кардинал, угодно выразить мне признательность за то, что я постарался в ущерб моему счастью спасти вашу свободу, а может быть и жизнь.

– Мессир Галлье, – сказал кротко Ришельё, обращаясь к капитану гвардии: – потрудитесь подождать в соседней комнате приказаний, который я вам отдам по службе его величества.

Капитан поклонился и вышел.

– Вот, господин Шалэ, – сказал его эминенция, подавая графу перехваченное письмо: – прочтите внимательно и скажите мне со всею откровенностью, как бы вы поступили на моем месте?

Шалэ по прочтении молчал в сильном смущении.

– Что же, граф, – продолжал Ришельё: – не доказывает ли это, что вы шли прямо, к