Книжный магазин в Мейфэре - Элиза Найт

– Какой же ты милый!

Я сказала Аделаиде, что у меня живет Роберт, но на самом деле делила дом с Томом. Он платил мне за постой и ожидал отправки за границу. Нас часто навещали друзья, а потому я никогда не бывала одна. К тому же в кармане имелось несколько лишних фунтов, позволяющих оплачивать неумолимо растущие счета.

Солнце зашло, но тротуары еще не опустели. Люди спешили, кутаясь в пальто, шляпы и перчатки, со своих постов или со службы, направляясь на вокзалы либо домой. С момента объявления войны прошло шесть месяцев, а мы пока так ничего и не увидели на собственных берегах.

Лед на улицах медленно таял, зима уступала место весне. В моем саду куры с гордым видом разгуливали среди побегов и кочанов, которым удалось выстоять в заморозки. По-видимому, у меня есть к этому способности. И слава богу, потому что наше меню состояло в основном из мудреных смесей разных овощей. Мясо выдавали по карточкам.

По пятницам мы ели рыбу. Я не могла расстаться со своими дорогими курочками ради курятины на ужин. К тому же яйца были еще одним способом заработать: дамы в пункте первой помощи с удовольствием покупали их у меня. Я рассказывала сестрам, что позаимствовала мамин способ заработать, который она применяла в нашем детстве.

На вырученные от продажи яиц деньги я покупала провизию. Знакомые из парламента любезно предупредили меня, что следующие ограничения коснутся чая и маргарина.

Мы столкнулись с троицей детишек, которые бежали по улице.

– Вы должны быть дома! – крикнул им вслед Том, качая головой. – Никто не воспринимает войну всерьез.

– Тебя это удивляет? – спросила я. – Мы знаем о ней лишь то, что слышим по радио или читаем в газетах. Боюсь, люди начали задаваться вопросом, представляет ли Гитлер реальную угрозу для нашей страны.

– Но в некоторых семьях уже отправили воевать братьев, отцов и сыновей. Думаю, и я скоро уеду.

– Не надо об этом, Том. Мне невыносима сама мысль о твоем отъезде.

Неужели всех мужчин в конце концов призовут? О, когда же кончится этот ужас?

– Хорошо, не буду. Когда придет пора уезжать, я уйду ночью, оставив записку на твоем пороге. И тогда ты узнаешь, что я уехал.

Я рассмеялась:

– Это уж слишком.

– Слишком – это лучше, чем недостаточно.

– Убедил.

В моем маленьком викторианском доме было темно, ни один луч не просачивался через задернутые шторы. Перед тем как открыть калитку, я проверила, не ошиблась ли, так как уже не раз случайно заходила в соседский двор. Однако ключ подошел к замку.

В доме пахло гороховым супом и свежеиспеченным хлебом. У меня потекли слюнки, в животе заурчало. Сегодня утром я едва дотронулась до тоста, а остальное время питалась лишь чаем, выпивая одну чашку за другой. Видимо, так мое подсознание готовилось к сокращению рациона – кто знает, возможно, паек скоро в десять раз уменьшится.

– О, Глэдис! – воскликнул Том. – Я женился бы на ней, но у нее роман с пожарным.

– Она так дорога мне! Я буду скучать, если после свадьбы она решит хозяйничать только в собственном доме.

Собаки с приветственным лаем бросились к нам, скользя по деревянному полу. Эбби споткнулся о мои ноги и шлепнулся на спину. Я наклонилась к нему, а Том потрепал всех за уши.

Это мои малыши, мои красивые, любящие, преданные дети.

– Может ли что-то быть лучше такого приветствия – когда тебя встречают дома с подобным энтузиазмом? – прокомментировал Том.

– Они всегда радуются очень бурно.

– Я налью нам суп, – предложил Том.

– Ты мой жилец, который платит за постой, – так что позволь мне.

– А еще я твой брат.

– Я настаиваю.

Я выскользнула из пальто, повесила сумочку и противогаз в чехле и побежала на кухню за вкусным супом, который Глэдис оставила в кастрюле на плите, на слабом огне.

Нарезав хлеб и бросив в тарелки по куску маргарина, я подала ужин.

Какая мирная картина! Жаль, что она скоро изменится и рядом со мной уже не будет любимого брата. Гитлер словно бульдозером прокладывал себе путь через Европу. Наша «странная война» [65] вот-вот превратится в настоящую, и Том уедет. Но пока я решительно настроилась быть благодарной за этот мирный вечер.

9 апреля 1940 года

Дорогой Марк!

Когда я читала сегодня заголовки вечерних газет, мои мысли сразу же перенеслись к тебе, Тому, Питеру и ко всем остальным мужчинам, сражающимся с фашизмом. Хотя премьер-министр Чемберлен продолжает утверждать, что у нас все прекрасно, газеты свидетельствуют об обратном. Заголовки, подобные этим, не вселяют уверенности в успехах Британии:

«Гитлер вторгается в Норвегию и Данию. Союзники должны незамедлительно принять меры» («Ивнинг ньюз»).

«Союзникам следует вступить в борьбу с нацистами в Норвегии» («Стар»).

«Немцы маршируют по Копенгагену» («Ивнинг ньюз»).

Диана скоро разродится четвертым ребенком. Вероятно, снова мальчик. Как будто ей нужен еще один! Как ты думаешь, ей дадут дополнительный мясной паек? Если дадут, она, наверное, вручит его Мосли – как вручила все остальное, включая свою душу.

Я уже вполне привыкла к своим обязанностям в пункте первой помощи: сворачиваю и разворачиваю неиспользованные бинты. Пока что не написала карандашом ни на одном мертвом лбу.

Кто, по-твоему, страшнее: большевики или нацисты? Мне кажется, союз русских с немцами – самая немыслимая комбинация.

Ходят слухи, что теперь, когда немцы взяли Осло, британским войскам придется спускаться на парашютах, чтобы сражаться. Возможно, эту миссию возложат на подразделение Питера. Какой ужас! Норвежское правительство в изгнании выбрало для своей резиденции Лондон. Думаю, мне следует освежить свой норвежский, чтобы понимать, о чем они говорят за чаем. Вероятно, скоро к нам прибудут и французы. Я предпочла бы их общество, хотя при данных обстоятельствах от души надеюсь, что они останутся во Франции.

Завтра я отправляюсь в Уэстон-Холл с Дебо и ее поклонником, Эндрю Кавендишем. Оказывается, самая младшая из моих сестер весьма амбициозная особа! В самом деле, брак с сыном герцога – это высокая цель. Правда, он второй сын, так что Дебора вряд ли станет герцогиней. Какая тоска – сопровождать их в Нортгемптоншир в качестве дуэньи!

Надеюсь, у тебя все хорошо. Очень скучаю по тебе.

С любовью,

Нэнси

P. S. Я вложила в конверт кусок шоколада, которым поделилась со мной моя дорогая подруга Айрис. Вероятно, ты его не получишь, как и часть моего письма (вини в этом цензоров). И, как всегда, милый