Игорь Святославич - Виктор Петрович Поротников

Игорь положил на стол трактат Цицерона и труд Прокопия Кесарийского[65] о войнах Юстиниана[66] с вандалами и остготами.

Вышеслав с жадностью углубился в чтение.

– Превосходно! – спустя несколько минут сказал он, отложив трактат Цицерона. – А кто додумался поместить в одной книге латинский текст и русский перевод? Так обычно не делается.

– Фрося и додумалась, – ответил Игорь, садясь на стул. – Она у меня большая выдумщица!

В переводе Прокопия Кесарийского Вышеслав также не разочаровался. Из-за большого объёма греческий оригинал в книге помещён не был, но Вышеславу этот византийский историк был хорошо знаком, поскольку он по нему изучал греческий в Андреевском монастыре.

– Веди меня к своей жене, я хочу выразить ей своё восхищение! – воскликнул Вышеслав. – Веди же, чего расселся!

Игорь охладил восторженный пыл Вышеслава, сообщив, что Ефросинья уехала вместе с Агафьей в Смоленск на похороны Романа Ростиславича.

– Прискорбная весть, – нахмурился Вышеслав. – Боюсь, за этой смертью вскоре последуют неприятности для киевского князя.

– Это почему ещё? – Игорь пытливо взглянул на друга. – Что тебе известно?

– Мне известно, что Роман Ростиславич, женатый на двоюродной сестре Святослава Всеволодовича, худо-бедно, но удерживал своих младших братьев от попыток отнять киевский стол у Ольговичей. Теперь этого сдерживающего начала не стало… – Вышеслав печально вздохнул. – Суди сам, способны ли Рюрик и Давыд, при их-то честолюбии, сидеть тихо в своих вотчинах? И тем более горячий Мстислав!

– Ничего, дружина у Святослава сильная, да и мы не оставим в беде родича своего, – самоуверенно заявил Игорь. – Не видать Ростиславичам Киева как своих ушей!

– Дай-то Бог! – вздохнул Вышеслав. – Токмо дело не в том, кому Киевом владеть, а в том, что усобицам на Руси не видно конца.

* * *

В разгар весеннего сева из Чернигова в Новгород-Северский прискакал гонец. Ярослав приглашал Игоря с супругой на свадьбу своей дочери, наречённым женихом которой был молодой переяславский князь.

– Так вроде бы решено было осенью свадьбу справлять, когда Милославе тринадцать лет исполнится, – недоумевала Ефросинья. – К чему эта спешка? От кукол девчонку отрывают и под венец тащат!

Игорь сам не мог понять подобной поспешности Ярослава, который до этого не горел желанием и в пятнадцать лет выдавать любимую дочь замуж, о чём он сам раньше говорил не раз.

Истинную причину Игорь и Ефросинья узнали уже в Чернигове.

Оказалось, Святославу Всеволодовичу стало известно, что Рюрик тайно пересылается с Владимиром Глебовичем, предлагая тому в жёны свою старшую дочь. Будто бы тем самым Ростиславичи хотят отомстить киевскому князю за то, что он посадил князем в Новгороде Великом своего старшего сына Владимира, хотя новгородцы просили за Мстислава Ростиславича. Святослав Всеволодович, привыкший действовать быстро, послал к Ярославу своего боярина с повелением готовить Милославу под венец. С тем же намерением отбыло посольство из Киева в Переяславль.

Владимир Глебович давно оценил все выгоды родства с Ольговичами, поэтому отнекиваться не стал. Да и как отказать, коль сам великий князь киевский в родственники набивается! А то, что невеста слишком юна, так то беда поправимая: младость не хромота – с годами пройдёт.

Двадцатитрёхлетний жених смотрелся на свадебном пиру орлом! Статный, высокий, широкоплечий, с горделивым взглядом и прямой осанкой. Невеста рядом с ним выглядела сущим ребёнком, поскольку ростом пошла не в отца, а в низкорослую мать. Милослава на целую голову была ниже плеча своего суженого. Тонкая и хрупкая в белом свадебном платье, она походила на стройную берёзку. Её большие серо-голубые глаза с длинными ресницами то и дело отыскивали среди пирующих отца с матерью, которые подбадривали дочь взглядами и чуть заметными кивками головы.

Ольга, сидевшая рядом с Ефросиньей, грустно промолвила, глядя на юную невесту:

– Вот и я была такая же робкая и растерянная на своей свадьбе. И происходило это здесь же четыре года назад. Токмо я была на год постарше Милославы.

– А меня выдали замуж в четырнадцать лет, – сказала Ефросинья и печально вздохнула. – Я с той поры с матушкой виделась всего дважды, она приезжала ко мне в Путивль. Отца же и вовсе не видала ни разу. А ведь я замужем уже двенадцать лет.

– Тебя хоть муж твой любит и лелеет, а мой Всеволод… – Ольга, не договорив, махнула своей изящной ручкой и пригубила вина из серебряной чаши.

Ефросинья горько усмехнулась:

– Мой муж наложницу себе завёл, почти все ночи с ней проводит. Меня, правда, не обижает, но и не лелеет, как прежде.

– У твоего супруга лишь одна наложница, а у моего их больше десятка, – зло промолвила Ольга. – Да хоть бы женщины-то были знатные, а то ведь сплошь холопки и дочери смердов. Одно радует, Всеволод в тереме их не держит, а в сельце своём княжьем с ними развлекается.

Ефросинья задержала свой взгляд на Ольге.

– Не пойму я твоего Всеволода, – сказала она. – Мой Игорь охладел ко мне, когда я располнела после родов, но ты-то стройна и пригожа, как цветок майский. Чего же Всеволоду ещё надо?

– О! – Ольга саркастически улыбнулась, отчего в её миловидном лице появилось что-то от умудрённой годами женщины, знающей толк в мужчинах. – Моему Всеволоду надо очень много на ложе, а я всего этого ему дать не могу. Да и противно мне всем этим заниматься! – добавила Ольга с отвращением.

– Любишь ли ты Всеволода? – тихо спросила Ефросинья.

– Раньше любила, а теперь не знаю, – ответила Ольга и снова пригубила из чаши.

Подруги помолчали.

А вокруг шумело веселье, слуги несли в зал всё новые яства…

– Самое печальное, что я детей не хочу иметь от Всеволода, – призналась вдруг Ольга. – Всё делаю, чтобы от него не забеременеть. А он ждёт сына от меня.

– Стало быть, не люб он тебе, – скорбно заключила Ефросинья.

– А тебе твой Игорь люб ли ныне? – Ольга пытливо взглянула подруге в глаза. – Ведь ты знаешь про его неверность.

– И всё-таки я люблю его, – после краткой паузы промолвила Ефросинья. – Игорь супруг мне перед Богом и людьми, ему я подарила своё девство и троих сыновей от него имею. А неверность его мне, как испытание, Господом дадена.

– А ты тоже измени Игорю, и будете вы с ним квиты, – предложила Ольга, наклонившись к уху Ефросиньи.

Ефросинья посмотрела на неё с осуждением.

– Через себя переступать не могу и не хочу, – вымолвила она. – Как же я детям своим в глаза буду смотреть после греха такого!

– Как же муж твой им в глаза смотрит, а? – язвительно спросила Ольга.

– Мужьям грешить легче, – ответила Ефросинья, –