Молот шотландцев - Виктория Холт

Он не доверит их усмирение никому. Он отправится сам.

Он сказал дочери, что едет в Уэльс. Она прильнула к нему и произнесла:

— Ты уезжаешь, а мне придется уехать. Может статься, мы больше не увидимся.

— Этому не бывать, — сказал он. — Ты поедешь со мной в Уэльс. Ты, твоя мать, твои братья и сестры будете размещены в безопасном месте, но там, где я смогу видеть вас между битвами. Мое дражайшее дитя, похоже, тебе все же придется отправиться в Арагон, но не сейчас… не сейчас. Я смогу еще немного их удержать.

— Звучит так, будто они враги, — сказала она, полузаплаканная, полурадостная, оттого что он так откровенно выдавал свою любовь к ней.

— Всякий, кто отнимает у меня мою дражайшую дочь, — враг, — сказал он.

— Тогда на время я все забуду, — сказала она. — Я постараюсь быть счастливой. Я не буду думать, что скоро мне предстоит уехать. Пока что я могу быть с моим любимым отцом.

Королева тоже горела желанием ехать в Уэльс. В ней жила суеверная вера, что если она родит ребенка в другом месте, у нее может появиться здоровый мальчик.

Так они и отправились на север, и король разместил свою семью в замке Рудлан, а сам со своим войском двинулся усмирять Лливелина и его брата Давида.

***

Эдуард сделал Рудлан своим плацдармом, и там же он держал припасы для армии. Для него было большим утешением, что семья находится с ним. Насколько менее тягостной могла бы быть война, если бы где-то — как можно дальше от сражений — он мог разместить своих родных. Это означало, что во время затишья в боях, когда обстоятельства позволяли небольшую передышку, он мог быть с ними.

Королева пребывала в ожидании. Она была оптимисткой по натуре, и каждая беременность вселяла в нее надежду, что на этот раз у них будет сын; и даже когда ее постигало разочарование, она говорила себе: «В следующий раз». Она была благодарна за то, что легко переносила роды — дар, которым обладали некоторые женщины, но который не всегда доставался королевам. Эдуард всегда соглашался с ней, что однажды долгожданный мальчик появится. «А если нет, — сказал он незадолго до этого, — у нас есть наша дочь». В то время он был очень расстроен перспективой потерять ее. По правде говоря, ей следовало отправиться в Арагон много лет назад. Но было утешением знать, что Эдуард так любит своих дочерей, что не может с ними расстаться.

Придется уехать и Джоанне. Она боялась, что это случится очень скоро, ведь, хотя Джоанна и была на восемь лет младше сестры Элеоноры, ей исполнилось уже десять лет — а в этом возрасте будущих невест обычно отправляли в семьи женихов, дабы они привыкали к чужим обычаям. Как горько будет, когда Элеонора отправится в Арагон, а Джоанна — в Германию. Но с этим, казалось, ничего нельзя было поделать. Удел принцесс — покидать родной дом и отправляться в дом мужа. Ей самой пришлось через это пройти; даже властной вдовствующей королеве пришлось, хотя, судя по слухам, она считала, что это был ее собственный выбор.

Было чудесно находиться рядом с Эдуардом и быстро получать известия о ходе войны. Эдуард не думал, что эта война затянется надолго. Валлийских вождей, поднявших мятеж в своих горах, следовало быстро поставить на место, и на сей раз, говорил Эдуард, они познают мой гнев. Они заключили со мной договор. Я не буду знать пощады к тем, кто нарушает данное мне слово.

И он не шутил. Мягкий в кругу семьи, он становился все более суровым королем. Это было правильно, конечно. Люди повинуются лишь тем, кто являет сильную руку.

«Пусть это будет мальчик», — молилась она. Если так, то Рудлан запомнится как место рождения ее сына. Был, конечно, Альфонсо. О том, что он мальчик, да к тому же старший, все были склонны забывать. Бедный малыш, знал ли он, что о нем шепчутся? «Он долго не протянет», — говорили они. Эдуард был добр к нему, но не гордился им, и иногда ей казалось, что мальчик это чувствует и теряет волю к жизни. Поскольку Иоанн и Генрих умерли, все ожидали, что и Альфонсо постигнет та же участь. Ему было уже девять, и он прожил дольше, чем Иоанн или Генрих. Вполне могло статься, что, подобно отцу, он перерастет свою болезненность.

Она молилась, чтобы так и случилось, но даже в этом случае не помешал бы еще один брат — крепкий мальчик, который при необходимости смог бы занять престол.

Она любила Рудлан. Впрочем, в любом замке она сразу чувствовала себя как дома, ведь стоило ей приехать, как она тут же приказывала слугам развесить гобелены, которые привезла с собой. К тому же, разумеется, были и предметы обстановки, которые перевозили с места на место — ее кровать, ее шкаф, ее стулья. Так что один замок становился очень похож на другой.

Она была рада, что обычай украшать стены гобеленами — мода, которую она привезла с собой из Кастилии, — здесь прижился. Все больше и больше людей следовали ему.

Но Рудлан, конечно, был другим. Замок стоял на крутом берегу, откуда открывался прекрасный вид на окрестности. Его омывала река Клуид, и он производил сильное впечатление своим красным песчаником, добытым из соседних скал. Ее дух воспрял при виде шести его могучих башен, обрамлявших высокие куртины, над которыми возвышалась Королевская башня. Эдуард кое-что перестроил, когда был здесь в прошлый раз. Он никогда не мог удержаться от усовершенствования своих замков, где бы ни останавливался. Он унаследовал отцовский талант и любовь к архитектуре, вот только если Генрих украшал строения, не считаясь с расходами, ради чистого удовольствия от созидания, то Эдуард был практичен, никогда не тратил больше необходимого и заботился в основном об усилении укреплений.

Здесь она ждала, как ждала уже столько раз. Это были ее одиннадцатые роды. Из них было лишь три мальчика, двое из которых умерли, а третий был слаб здоровьем. Неужели Господь не будет к ней милостив сейчас? Неужели Он не услышит ее молитв?

К ней пришли дочери, ведь все они были здесь — даже четырехлетняя Мария, хотя вдовствующая королева и хотела оставить дитя при себе. Она твердо решила, что Мария уйдет в монастырь. Королева же считала, что