Королевские сестры - Виктория Холт

Он нетерпеливо мотнул головой. Неужели она до сих пор не усвоила, как он ненавидит упоминания о своих недугах?

— Ты, кажется, в добром здравии, — коротко бросил он. — Что до меня, то я вполне здоров. Чем скорее нас признают совместными правителями, тем лучше, и я распорядился провести церемонию в Банкетном зале.

— Да, Вильгельм. Скажи мне, ты счастлив теперь, когда все хорошо?

— Мы не можем быть уверены, что все хорошо. Еще слишком рано.

— Но народ хочет нас, Вильгельм. Они ясно это показали. — Она положила руку ему на плечо. — Твоя слава известна по всему миру, — продолжала она. — Англичане знают, что ты будешь править ими хорошо.

— Поначалу они не горели желанием меня принять, предлагая, чтобы правила ты как королева, а я как консорт.

— Я бы никогда этого не допустила, Вильгельм. Я бы заставила их понять, что не потерплю такого положения. Ты мой муж, и я считаю своим долгом повиноваться тебе.

Она смотрела на него почти жалобно, вымаливая хоть каплю нежности. Он злился, потому что она была выше него и ей приходилось смотреть на него сверху вниз; он злился, потому что эти люди хотели ее, а его принимали скрепя сердце. Между ними всегда стояли эти соображения. С Элизабет все было по-другому. С ней он мог обсуждать государственные дела, разыгрывать любовные сценки и при этом всегда чувствовать себя превосходящим мужчиной.

Он жаждал, чтобы церемонии прошли как можно скорее, ибо не чувствовал себя в безопасности, пока его публично не провозгласят и не коронуют королем Англии.

— Я желаю, чтобы церемония была проведена как можно скорее, — сказал он.

— Но конечно, Вильгельм.

— У меня большое желание убраться из этого города. Мне не нравится здешний воздух, и я видел дворец в Хэмптоне, который, думаю, подойдет мне больше.

— Дворец Хэмптон-корт! Ах да, я так хорошо его помню…

— Он безобразен и требует переделки; сады в позорном состоянии…

Она начала улыбаться.

— О, Вильгельм, — воскликнула она, — мы должны спланировать перестройку. Мне не хватает вашего вдохновения в этих вопросах, но я надеюсь, вы позволите мне помочь.

Она обвила руками его руку; он некоторое время стоял неподвижно. Затем его губы скривились в подобии улыбки.

— Возможно, и так, — сказал он.

Затем он стряхнул ее руку и покинул покои.

«Дорогой любимый муж! — подумала она. — Я и забыла, какой он величественный, какой далекий, какой совершенно благородный!»

***

Церемония признания нового короля и королевы состоялась в Банкетном зале Уайтхолла.

Мария, блистающая в парадном платье, заняла свое место рядом с Вильгельмом на креслах под балдахином, их свита выстроилась вокруг.

Затем лорд Галифакс спросил их, согласны ли они принять корону, и они оба заявили о своей готовности.

Не слишком ли они были готовы? Наблюдавшие подумали именно так, ибо они сделали это, не выразив ни малейшего сожаления по поводу несчастных обстоятельств, которые привели их в это положение.

Наблюдавшие не хотели Якова, но им не нравились холодность Вильгельма и явное безразличие Марии. При всех его грехах, Яков был ее отцом. Не было ли безмятежное принятие Марией короны, которая могла достаться ей лишь благодаря падению отца, несколько бессердечным? Им хотелось бы видеть немного нежелания, немного раскаяния. Но, казалось, не было ни того, ни другого.

***

Церемония в Банкетном зале состоялась в феврале, а коронация была назначена на апрель, но Вильгельм не намеревался оставаться в Уайтхолле до этого времени.

Он раздраженно заявил, что не выносит лондонского воздуха и не видит причин для церемоний и банкетов; он считал их расточительством.

Он хотел осмотреть Хэмптон-корт, и туда он и отправился вместе с королевой.

Народ был недоволен. Правление обещало быть очень скучным, если не будет двора. Они помнили Карла, прогуливавшегося по парку со своими собаками и дамами; они помнили его в театре или играющим в пел-мел. Даже Яков держал двор. Но уже через несколько дней Вильгельм удалился в Хэмптон-корт, и королева уехала с ним.

Королева, однако, проявляла признаки веселости, и они были уверены, что, будь ее воля, двор был бы веселым. Все портил голландец. Возможно, после коронации двор все же будет. В любом случае, принцесса Анна не захочет жить в безвестности; она, конечно, продолжит свои карточные вечера, а они слышали, что королева любит танцевать.

Но в те недели король и королева оставались в Хэмптон-корте и приезжали в Лондон лишь по неотложным делам. В Хэмптоне, где было не так много воспоминаний, Мария чувствовала себя счастливее, а Вильгельм, уже начавший планировать перестройку дворца и садов, в эти моменты был к ней более дружелюбен, чем обычно, и даже позволял ей разделять его увлечение.

***

Настал день коронации, и яркое апрельское солнце заливало Уайтхолл и Кокпит.

Снаружи звонили колокола, и народ толпился на улицах, но это была не обычная коронация, ибо редко монархов короновали при жизни их предшественников. Многие качали головами и говорили, что добром это не кончится. Они были против Якова, но когда увидели, как его дочь и ее муж спокойно забирают то, что принадлежало ему, их чувство справедливости возмутилось. Это так противоестественно, заявляли они.

Многие епископы отказались принести присягу на верность, заявив, что уже клялись в верности королю, который еще жив. Даже некоторые из тех епископов, которых Яков отправил в Тауэр, были среди отказавшихся, а архиепископ Кентерберийский и вовсе не согласился их короновать.

Коронация не должна откладываться из-за этих упрямцев, заявил Вильгельм.

Марию облачали в коронационные одеяния; она выглядела очень царственно в пурпурном бархате, отороченном горностаем, а на ее темных волосах сверкал обруч из золота и драгоценных камней.

Присутствовала и Элизабет Вильерс, ее глаза были скрытны; Мария знала, что она по-прежнему любовница Вильгельма.

Вильгельм вошел в ее покои; он уже был одет, и она должна была отправиться из Уайтхолла в Вестминстер-холл через час после него.

Лицо его было белым и застывшим. Он подошел к ней и без церемоний сказал:

— У меня плохие новости.

— О, Вильгельм!

— Ваш отец высадился в Ирландии и овладел ею. Лишь несколько городов, в том числе Лондондерри, не в его руках.

— О, Вильгельм! — Ее лицо стало пепельным, и он с отвращением посмотрел на нее, вспомнив ее детскую привычку повторять его имя в критические моменты.

— У меня для вас