Королевские сестры - Виктория Холт

скрепленным жемчугом; под пурпурным бархатным платьем виднелась оранжевая нижняя юбка, которая, когда она приподнимала подолы, демонстрировала свой вызывающе символический цвет. Ее темные волосы были высоко уложены и украшены аграфами из жемчуга и лентами того же цвета, что и юбка. Она была великолепна: королева во всем своем блеске. Наблюдавшие думали: «Она будет достаточно хороша собой, чтобы скрасить унылого Вильгельма».

Придворные чины официально приветствовали ее, затем ее шталмейстер, сэр Эдвард Вильерс, подвел ее к ожидавшей лошади, пока юные девушки усыпали ее путь цветами.

Красочное возвращение домой.

***

Анна с Сарой ждали в Гринвичском дворце.

Анна была взволнована предстоящей встречей с сестрой. Сара была начеку. Мария уже проявляла признаки враждебности, и Сара чувствовала, что ей нужно быть осторожной. Анна выглядела огромной — она снова была беременна, — но, не считая тучности, в своем волнении была весьма привлекательна. Рядом с ней стоял ее муж, толстый и добродушный.

Сара думала о том, что теперь, когда сестры будут вместе, жизнь станет сложнее.

Когда королева приблизилась, ее взгляд немедленно отыскал сестру, и, увидев ее, она не смогла сдержать радости.

При такой встрече не могло быть и речи о церемониях. Мария спешилась и протянула руки, и они обнялись.

— Моя дражайшая Анна!

— Ох… Ваше Величество… ведь вы теперь им и являетесь, не так ли? Раз нашего отца не стало…

— Я так рада тебя видеть, — сказала Мария. — Я так долго ждала этой встречи.

— Подумать только, ты снова будешь дома! Это просто чудесно.

— И вы были благоразумны, дорогая сестра. Вильгельм ценит ваше благоразумие.

— Правда? — неопределенно произнесла Анна; упоминание имени Вильгельма на мгновение охладило ее пыл, и Мария вспомнила о своих обязанностях.

Она приняла своего зятя и всех, кто ждал, чтобы ее поприветствовать, и вместе с Анной они вошли в Гринвичский дворец, чтобы освежиться перед поездкой в Уайтхолл.

***

В Уайтхолл! «Слишком много воспоминаний для душевного покоя», — подумала Мария. Она не могла забыть, что совсем недавно здесь держали двор ее отец и мачеха. Именно здесь Мария Моденская совсем недавно ждала, когда будут готовы ее покои в Сент-Джеймсском дворце, чтобы родить принца — или сделать вид, что родила.

Мария еще не видела Вильгельма; она верила, что он будет ждать ее в Уайтхолле, и они вместе войдут во дворец. Она надеялась на это, ибо чувствовала бы себя спокойнее, будь он рядом.

Но когда она добралась до Уайтхолла, Вильгельма там не оказалось, и ей пришлось войти во дворец одной, зная, что все смотрят на нее, гадая, что должна чувствовать дочь, изгнавшая отца из его собственного дома.

Она должна была забыть, что она дочь Якова, и помнить лишь то, что она жена Вильгельма. И потому она весело улыбнулась.

— Уайтхолл, — сказала она. — Я так часто о нем думала. Но он не идет ни в какое сравнение с некоторыми из наших голландских дворцов.

— Ваше Величество пожелает без промедления пройти в свои покои.

Она согласилась.

В королевские покои. Вот опочивальня, в которой лежала Мария Моденская. Теперь она была приготовлена для нее, Марии. Вот стулья, на которых сидел ее отец; его руки касались этих драпировок.

«Убийца Джемми», — пробормотала она, и ей стало легче.

Она весело рассмеялась.

— Как приятно вернуться домой, в Уайтхолл, — сказала она.

***

В ту ночь она не могла уснуть — одна в королевской постели. Слишком много было воспоминаний. Ей снился отец; она была ребенком, а он посадил ее на колени и смотрел на нее печальными, укоризненными глазами, из которых текли слезы. И была Мария Моденская, восклицавшая: «Я не могу поверить… только не наша милая Лимончик».

— Так было нужно, так было нужно… — говорила она во сне. — Вильгельм так сказал, а Вильгельм всегда прав. Это паписты против протестантов. Это твоя собственная вина, отец. И еще Монмут… Как ты мог? Он называл себя королем, я знаю, но он был сыном короля, и он был твоим племянником. Как ты мог?

Она проснулась и услышала, как сама говорит: «Так было нужно. Так было нужно».

Где она? В своей комнате во Дворце в лесу, в ожидании Вильгельма, который не придет, потому что проводит ночь с Элизабет Вильерс? Нет. Она была в Уайтхолле, в постели, которой пользовались ее отец и мачеха.

Это был вздор. Так было нужно. Он сам навлек это на себя. Вильгельм этого не желал. Он пришел лишь потому, что это был его долг.

Утром, пока ее одевали, она весело болтала.

Вильгельм захочет услышать, как она вела себя по прибытии, а она должна была ему угодить. К тому же болтать было приятно. Как она любила посплетничать, и возвращение в Англию напомнило ей те беззаботные, полные сплетен дни детства.

— Я хочу обойти все комнаты, — объявила она. — Хочу посмотреть, как сильно все изменилось.

И как только она оделась, то пошла из комнаты в комнату, открывая дверцы шкафов, откидывая одеяла на кроватях, все время смеясь и болтая.

Даже ее друзья были немного шокированы. Они говорили: «Кажется, она совершенно нечувствительна к трагедии своего отца».

Ее враги свободно переговаривались между собой: «Какое неподобающее поведение! — говорили они. — Какая неблагодарная дочь, ибо, как бы он ни заблуждался, он всегда был ей хорошим отцом».

Что до Марии, то она все время думала о нем, переходя из комнаты в комнату; она изо всех сил противилась желанию разрыдаться, попросить этих людей помочь ей умолить мужа вернуть отца. Пусть правят вместе, пусть Вильгельм изменит политику Якова; конечно, это можно было бы сделать.

Но Вильгельм сказал: «Улыбайся и будь веселой. Не выказывай раскаяния, ибо это навредит нашему делу».

Поэтому она улыбалась и была веселой, а Сара Черчилль, наблюдая за ней, говорила себе: «Она — каменная баба. Ни капли раскаяния по отцу. Это крайне неприлично. Она ведет себя как женщина в трактире, заглядывая в шкафы, шпионя в кроватях…»

Сара не любила держать свое мнение при себе, но на этот раз она промолчит. Вильгельм и Мария вознаградят тех, кто им помог, а славный титул Мальборо еще не был завоеван.

***

Лишь когда Мария обосновалась в Уайтхолле, Вильгельм пришел к ней.

Она ответила на его холодное приветствие сдержанным восторгом. За долгую разлуку она забыла, каким замкнутым он может быть.

— Вильгельм, — сказала она, — я так счастлива быть с тобой. Но