Королевские сестры - Виктория Холт

Мария взяла письмо дрожащими руками, и в этот миг представила, как он сидел и писал ей, а по его щекам текли слезы, пока он вспоминал, как когда-то любил свою дорогую дочь.

— Вам следует его прочесть, — холодно приказал Вильгельм.

Слова плясали у нее перед глазами, она не могла сосредоточиться. Казалось, фразы выпрыгивали со страницы, чтобы ранить ее.

Доселе я находил всяческие отеческие оправдания тому, что было сделано. Я приписывал вашу роль в революции повиновению мужу, но акт коронации — в вашей власти, и если вы будете коронованы при жизни меня и принца Уэльского, то проклятия оскорбленного отца падут на вас, как и проклятия Бога, заповедавшего почитать родителей…

Письмо слетело на пол. Мария стояла неподвижно, глядя на него, а Вильгельм с жестом отвращения поднял его и прочел.

— Хорошо рассчитано, — сказал он, но на этот раз не смог скрыть, что потрясен. Яков в Ирландии, намеренный сражаться за одну из трех корон, — это означало, что его положение очень шатко. Архиепископ и епископы отказываются принести присягу! Яков призывает на них проклятия!

Что он наделал? Он изгнал своего тестя с трона, чтобы занять его. Разве не был его взор всегда — с тех самых пор, как повитуха, миссис Таннер, заявила, что видела три короны над его головой при рождении, — устремлен на трон его тестя?

Он увидел, что некоторые из тех, кто вошел с ним в опочивальню, и те, кто уже был там, многозначительно переглядываются.

Он твердо сказал:

— К этому привело дурное поведение короля, а то, что сделали я и моя жена, было нам навязано. Я бы сказал, что не сделал ничего, что не получило бы одобрения моей жены.

Это был один из тех редких моментов, когда Мария отказалась подчиниться мужу. Это был миг истины, когда она увидела в нем не высшее существо, а человека без обаяния, без любви к ней.

Она резко произнесла:

— Если мой отец вернет себе власть, вам винить будет некого, кроме себя. Это вы позволили ему уйти.

Несколько мгновений муж и жена стояли, глядя друг на друга. Холодок коснулся сердца Вильгельма. Именно в такие моменты — а их было всего несколько за всю их супружескую жизнь — до него доходило, что он не уверен в своей жене. Он никогда не мог быть уверен, когда ее покорность спадет с нее, как ее огромный оранжевый плащ, и она ясно покажет, что она — правительница из рода Стюартов.

Именно по этой причине он держался с ней холодно и отчужденно; это был тот самый стержень, вокруг которого вращались их странные отношения.

Он сказал:

— Мне пора в Вестминстер-холл.

И, сделав знак своим слугам, покинул покои.

***

В Кокпите Анну облачали для коронации, хотя она не могла принимать в ней активного участия из-за позднего срока беременности.

Сара давала указания, как следует носить драгоценности принцессы, когда одна из женщин в волнении вбежала в комнату.

— Вы слышали новости? — спросила она.

— Что за новости? — потребовала ответа Сара.

— Король Яков высадился в Ирландии. Говорят, вся страна приветствует его.

В зеркале Анна искала лицо Сары и увидела, что оно так искажено страхом, что сама затрепетала.

— Я не могу в это поверить, — выпалила Сара.

— Это правда, леди Черчилль. Король Яков написал письмо королеве Марии. Я слышала, она ужасно расстроена, получив его, и даже обвинила короля Вильгельма в том, что он позволил ее отцу уйти.

— Это… ужасно! — сказала Сара и пожалела, что не может немедленно найти Джона, чтобы обсудить с ним это дело. Что теперь будет с их прекрасным титулом? Что король Яков даст графу Мальборо, который переметнулся на другую сторону как раз в тот момент, когда мог бы помочь ему больше, чем когда-либо прежде?

Анна думала: «Если он вернется, он простит меня… Он всегда меня прощал».

Она повернулась к миссис Доусон и спросила:

— Вы верите, что ребенок, которого они называют принцем Уэльским, — мой брат?

— Верю, мадам, — довольно резко ответила миссис Доусон, ибо она часто уверяла Анну в лживости истории с грелкой. — Я так же уверена, что он ваш брат, как и в том, что вы — дочь покойной герцогини Йоркской.

В покоях воцарилась глубокая тишина, и на этот раз даже Саре было нечего сказать.

***

Церемония началась с опозданием. Народ проявлял нетерпение. На улицах шептались. Правда ли, что Яков высадился в Ирландии? Что будет дальше? Будет ли кровавая гражданская война?

Королеву Марию несли в ее паланкине в парадный зал Вестминстер-холла; она была бледна и явно потрясена. Какую новость получить в день своей коронации! Как тревожно для дочери слышать в своем сердце проклятия отца, принимая корону, украденную у него!

Когда они стояли вместе — она и Вильгельм, — и был задан вопрос: «Примете ли вы Вильгельма и Марию своими королем и королевой?», им обоим показалось, что перед возгласами одобрения наступила слишком долгая пауза.

Это была тревожная коронация. Когда пришло время делать подношение, Вильгельм обнаружил, что из-за волнения забыл приготовить необходимые деньги, и лорду Данби пришлось отсчитать двадцать гиней, которые он от имени короля положил в золотую чашу.

«Дурное предзнаменование?» — спрашивали те, кто был слишком охоч до дурных предзнаменований.

Мария и Вильгельм пылко обещали поддерживать Священное Писание и протестантскую веру, подняв при этом правые руки; между собой они несли меч. Это было не похоже ни на одну другую коронацию, и постоянно отмечалось отсутствие самых важных фигур Церкви — архиепископа Кентерберийского, епископов Даремского и Батского и Уэллского.

Все главные участники вздохнули с облегчением, когда все закончилось. Но это был не конец, ибо позже, во время банкета в Вестминстер-холле, чемпион короля и королевы не явился, чтобы бросить свою перчатку и вызвать на поединок любого, кто не признает монархов. Они ждали с беспокойством, и уже стемнело, когда появился сэр Чарльз Даймок.

— Отчего так поздно? — пронесся шепот.

— Оттого, что он сын чемпиона Якова II. Он не желает быть чемпионом тех, кто сверг Якова.

Но перчатку бросили, и темная фигура, похожая на старуху, подбежала и подняла ее. Когда ей позволили скрыться в толпе, по залу пронесся вздох ужаса.

Вызов!

Это омрачило банкет, который и без того, в силу одного лишь присутствия Вильгельма, не мог быть особенно веселым.

День коронации завершился.