Облака на коне - Всеволод Шахов

– Давайте посмотрю! – Харабковский чуть ли не силой вырвал из её дрожащих рук разграфлённые листы бумаги.

– Я думала, что это вы были… – девушка не могла прийти в себя.

– Ну–у, – Харабковский взглянул мельком на цифры, – вы можете к моему заму снова обратиться, он эти мелочи подпишет.

– У–у… у меня прям культурный шок, – девушка немного приходила в себя.

– Ну, тогда вам впредь урок, – Харабковский повысил голос, – перед такими поисками начальства следует узнавать у других сотрудников как выглядит посещаемый начальник.

Девушка встрепенулась – привычный для начальства тон привёл её в норму.

– Да, да, спасибо, я к вашему заму пойду… – она поспешно пятилась.

– М–да… – Харабковский сделал жест рукой Рютину, мол, продолжаем с расчётами, но всё же не сдержался, пробормотал: – Не привыкли девицы молодых начальников видеть. Новенькая, что–ли, какая?

– Там в финансовых отделах каждую неделю люди меняются. Не особо–то Дирижаблестрой жалуют.

– Ну, мы теперь, как–бы, отсоединились. Теперь мы учебный комбинат. Хотя, наверное… этим… какая им разница.

– Не скажи, тут разница имеется, – Рютин покачал головой, – вот проектируем мы «Вэ–семь», вроде как учебный корабль. Получится – хорошо, не получится – ну, что ж, ведь учебный, значит ещё не научились. Это и хорошо, вон сколько новых идей можно воплотить. Даже идею на сто восемьдесят градусов.... Это я про киль, который перевернули ребром внутрь.

– Я понял. Так подтверждено ведь расчётами, – Харабковский пожал плечами, – потом это идея Трояни, если уж ему не доверять, то…

– Трояни… Слышал какую историю он учудил? – Рютин лукаво посмотрел на Харабковского, – ну про соцобязательства на тридцать четвёртый год.

– Нет, – Харабковский удивился, что это прошло мимо него, – Трояни и соцобязательства, как это?

– Позавчера, группа общих видов заполняла бланки на соцобязательства, а он и заинтересовался. Павловна ему объясняет: каждый берёт на себя обязательства, кто изобретение планирует, кто рацпредложения. Трояни опешил: «Разве можно по плану изобретать?» Ещё увидел, что под каждым предложением мы ставим цифру, сколько рублей удастся сэкономить, если обязательство будет внедрено в производство, покумекал и проговорил: «У меня предложение на шестьдесят миллионов рублей». Все на него посмотрели, а он так загадочно улыбается. Сделал театральную паузу, все напряглись, он и выпалил: «У меня предложение – упразднить Дирижаблестрой!» и расхохотался.

– Да ты что? И как… – Харабковский остолбенел.

– Ну, он и начал пояснять. Не верю, говорит, в массовое производство дирижаблей. Не нужны они для пассажирских перевозок. Главный фактор – скорость! А самолёты уже выиграли – показали себя, и будут только улучшаться. Да, есть успехи в дирижаблестроении, но применять дирижабли можно только на вторых ролях.

– Да уж, – Харабковский помрачнел.

– Иностранец, что с него взять? – Рютин взял карандаш и повернулся к тетради с формулами.

– Я всегда говорил, надо быстрее у них все знания вытряхивать и выпихивать их отсюда, пока коллектив не разложили.

– Ничего, наши ребята понимают, поэтому так и теребят с вопросами. Трояни, в принципе, не против отдавать знания. С удовольствием делится – ребята довольны. Ведь получается эти знания ему больше не нужны, если уж он так в дирижабли не верит.

Рютин поставил грифель карандаша под формулой и обвёл её в прямоугольник.

– Так вот, после всех этих вычислений, теперь можно некоторые заключения делать по автономии и дальности полёта. Теперь можно с достаточной для практики точностью определять необходимое минимальное количество горючего, которое нужно брать в запас, даже в случае резкого ухудшения метеорологических условий полёта.

8

Мерное течение времени будто разорвалось. Даже гул швейных машин не смог поглотить звонкого голоса, заполнившего, казалось, каждый уголок цеха. Сотни глаз устремились в сторону источника, нарушившего трудовую дисциплину. Антонина всё же заставила себя закончить строчку, только тогда распрямила спину и повернулась. Вдалеке, по проходу вышагивала махонького роста девушка и размахивала газетой, зажатой в руке. Распахнутая фуфайка, впору на огромного детину, почти до пят. Большая клетчатая кепка. За плечом колыхалась сумка с кипой газет.

– Свежий номер газеты «Советский дирижаблист» – только из типографии! Ваш баллонный цех, в качестве награды, поставили в список первым получателем прессы, – голос девушки то басил, то переходил почти на свист.

Только теперь Антонина поняла, что девушка подражает уличным разносчикам газет.

– Это же Машка, из типографии! – Тамара, напарница Антонины, успела вклинить громкое разъяснение, пока Машка, остановившись посреди цеха, разворачивала газету. – Свежая пош–шта! – Тамара, то ли в шутку, то ли всерьёз, произнесла слово через букву «ш».

– Сегодня в номере, – Машка запнулась, сглотнула слюну и выпалила с новой силой,– номер двадцать шесть от одиннадцатого июня тридцать четвёртого года. «Привет героям Арктики!» – Машка не удержала голосовой дискант, получилось неприятное взвизгивание, но она не смутилась, вдогонку выкрикнула новый заголовок: «Разделяем великую радость» – письмо товарищу Шмидту. Машка приветственно вытянула руку с газетой вверх, энергично помахала, будто видела товарища Шмидта где–то в конце цеха.

Несколько очухавшись от внезапности действа, многие заулыбались, кто–то выкрикнул: «Ну, Машка – пигалица, ну даёт!»

Машка, не обращая внимания на возгласы, продолжала тараторить: «Немедленно довести план до всех бригад. Прораб Цайер заявил, что сейчас мы не можем говорить о доведении плана до всех бригад, так как участок не обеспечен полностью материалами. Оставив судьбу плана…»

Машка прервалась, глубоко глотнула воздух и, перескочив к другому заголовку, выкрикнула: «В снижении брака перелома нет!… Повысить ответственность за качество… Когда же будут отвечать за брак?… Все на борьбу за качество продукции». Снова осеклась, быстро перевернула лист газеты, прочитала уже более спокойно: – «Машины должны не ржаветь, а работать». Перевела дух, вытерла рукавом проступившие капли пота на лбу и, вполголоса, себе под нос, шепнула: – Вот!

Рабочие зашевелились. Кто–то отсчитывал мелочь по копейке, кто–то доставал по пятаку.

Но Машка, оказывается, не закончила, принялась выбрасывала заголовки за заголовком: «Время понять, что главное – организация труда… Устранить "мелочь", бьющую по производительности труда… Халатность Вильшанского и Пролетарского».

Пыл у Машки несколько умерился, она добила последний крупный заголовок: «С огнём не шутят», начала принимать по пять копеек и торжественно вручать газеты.

Тамара подбежала к Машке, выхватила экземпляр из её сумки и сразу стала искать нужное на последней странице. Обрадованно взметнула руку вверх, повернулась к Антонине и громко зачитала: «Ериной стало совестно». Победоносно вздёрнула подбородок, прокомментировала: «Так её… гадину». Жадно побежала по строчкам, с упоением произнося печатные слова: «В доме номер семь Верфи проживает бухгалтер финчасти Ерина. Живёт одна, а занимает комнату в двадцать квадратных метров. У нас же многие живут по четыре–пять человек на площади в двенадцать–четырнадцать метров. Ериной, видимо, "стало совестно"