Расколотая корона - Виктория Холт

На улицы высыпал народ, чтобы увидеть своего короля, впервые в жизни одетого как смиренный паломник и ведущего себя соответственно. Печальный, торжественный и поистине кающийся, он подошел к собору. Там его встретил епископ Лондонский, Гилберт Фолио. Фолио чувствовал себя очень неловко, ибо он всегда завидовал Бекету и был одним из его злейших врагов. Однако король не напомнил ему об этом, так он был поглощен собственным актом покаяния. Ноги короля кровоточили от острых камней дороги, и люди с изумлением смотрели, как он смиренно себя ведет.

— Отведите меня к месту, где его сразили, — сказал Генрих, и когда его проводили туда, он преклонил колени и, положив голову на камни, плакал, чтобы его слезы омыли то самое место, где пролилась кровь Томаса.

Затем епископ Лондонский взошел на кафедру и обратился ко всем присутствующим, объясняя им смысл этого странного зрелища.

— Все здесь присутствующие знают, что Генрих, король Англии, взывая о спасении своей души к Богу и Святому Мученику, свидетельствует перед вами, что он не приказывал, не желал, не замышлял и не возымел в сердце своем смерти мученика. Но поскольку возможно, что убийцы воспользовались какими-то словами, неосторожно сорвавшимися с его уст, он заявляет, что ищет покаянного наказания от собравшихся здесь епископов и соглашается подставить свою обнаженную спину под удары розги.

Затем король поднялся и обратился к собравшимся.

— Слова епископа — воистину то, что я повелел. Уповаю, мое смиренное покаяние будет угодно Богу и покойному архиепископу. Сегодня я восстановил в Кентербери все достоинства и права Церкви; и я приказал, чтобы у гробницы Томаса Бекета горели негасимые лампады. В Саутуарке будет построен госпиталь, и воздвигнут он будет в честь Бога и Святого Мученика Томаса.

Епископ поспешил добавить, что и он примет участие в строительстве этого госпиталя и дарует особые индульгенции всякому, кто внесет свою лепту.

Он прекрасно понимал, что ему следовало бы разделить покаяние с королем, ведь разве не он сказал после убийства Томаса Бекета, что тело того следует либо выбросить на навозную кучу, либо повесить на виселице? Это был очень неспокойный день для епископа Лондонского.

Теперь король показал, что готов к акту покаяния, и в окружении епископов, аббатов и священников кентерберийского капитула он спустился в крипту, где находилась гробница.

Там он сбросил одежды и, преклонив колени, обнажил спину, и каждый епископ, взяв бич, нанес королю три или четыре удара.

— Как Искупитель твой был бит за грехи людские, — говорил каждый епископ, нанося удар, — так и ты будь бит за грех свой.

Когда епископы закончили, священники взяли бичи и поступили так же.

После этого Генрих продолжил молиться Томасу. Он обошел собор, останавливаясь у рак, чтобы вознести молитвы и попросить прощения за свои грехи, и оставался там до конца дня и всю ночь.

На следующий день он отстоял мессу и испил святой воды, в которой была капля крови Томаса.

Затем он покинул Кентербери.

Тревоги и напряжение последних часов глубоко его затронули. Его била легкая лихорадка, но он настоял на поездке в Вестминстер и, добравшись до Лондона, на день слег в постель.

Именно в Лондоне ему принесли весть о том, что король Шотландии взят в плен.

Король вскочил с постели. Сердце его наполнилось ликованием. Это был знак. Знак от Томаса!

— Томас Бекет! — вскричал он. — Значит, мы с тобой снова друзья. Теперь ты будешь со мной заодно. Я стану непобедим. Томас, ты будешь оберегать мое королевство.

Казалось, так оно и было, ибо в течение нескольких недель после покаяния короля мятеж по всей Англии был подавлен.

Генрих был уверен, что все так, как он и думал. Небеса… и Томас… были им довольны.

***

Он отправился к Розамунде, которая теперь жила в его дворце, поскольку их связь уже не была тайной. Он все еще подумывал о разводе, но пока не хотел углубляться в этот вопрос. Алиенора была надежно заперта в замке Солсбери. Пусть сидит там, пока его владения не будут в безопасности и он не сможет посвятить свои мысли тому, как от нее избавиться. Ситуация не требовала немедленного решения. Розамунда, как всегда, с нежностью ждала, готовая исполнить свой супружеский долг. Да и разве он получил бы большее удовольствие от их связи, женись он на ней? Но, конечно, он не мог жениться на Розамунде. Он и не собирался. Если он добьется развода, то ради своей милой маленькой Алисы.

И теперь, когда Розамунда и Алиса утоляли его плотский голод, а Святой Томас и Небеса были на его стороне на поле брани, у него было много причин для ликования.

Сыновья Розамунды преуспевали. Он найдет им такие места, что их мать будет в восторге.

— Думаю, Бог не может гневаться на меня, — сказал он Розамунде, — ибо сыновья, рожденные вне брака, — добрые мальчики. Вот Джеффри, сын шлюхи Икении, который мне вернее, чем мои законные сыновья. И вот наши два мальчика.

— Иногда я дрожу за них, — сказала Розамунда.

— Зачем тебе? У них есть отец, который позаботится об их будущем.

— Но бастарды, милорд.

— Бастарды короля! Помни об этом.

Розамунда вздохнула.

Она омыла раны на его спине от ударов священнических бичей и плакала над ними.

— Милорд, как они только посмели сотворить с вами такое!

— Они не смели поступить иначе. Помни, это был мой приказ.

Ее прикосновения были нежны, ее мази — успокаивающи. Милая Розамунда! Он подумал тогда, что, будь она его королевой, он был бы ей верным мужем… ну, или, по крайней мере, более верным. Но даже когда она ухаживала за его ранами, и позже, когда они занимались любовью, он думал об Алисе.

— Теперь я в мире с Небесами, Розамунда, — сказал он ей. — Мы с Томасом снова как в былые времена, когда он был моим канцлером. Мы добрые друзья. Он будет оберегать мое королевство, когда меня не будет. Он заступится за меня на Небесах. Я понес свою епитимью. Мои слезы коснулись того места, где пролилась его кровь. Это чудесное чувство, Розамунда, — признать грех и получить прощение.

— Я часто об этом думаю, — ответила она.

Она была немного печальна, что его раздосадовало. Скоро она заговорит об уходе в монастырь. Ему этого не хотелось. Он приходил сюда, чтобы развлечься, и ему