Расколотая корона - Виктория Холт

Он должен положить конец этому конфликту. Он должен вернуть своих сыновей. Он не мог допустить, чтобы они примкнули к его врагам. В одном он был тверд. Юный Иоанн никогда не испытает пагубного влияния своей матери.

Теперь он будет непобедим, ибо с тех пор, как он примирился с Небесами, во всей его армии царила уверенность. Бог больше не был против него. Он, величайший и могущественнейший из королей, смирил себя у раки святого Томаса Бекета и даже приказал своим священникам наказать его.

Какое большее покаяние он мог явить, какую большую любовь к Томасу?

«Томас, храни мое королевство, пока я иду в бой за своих сыновей».

Глава VI

МЯТЕЖНЫЕ ВОЛЧАТА

Генрих Молодой громко рассмеялся, когда услышал о покаянии своего отца у раки в Кентербери.

— Как он мог так унизиться? — вскричал он.

Его добрый друг, Уильям Маршал, заметил, что считает это умным ходом со стороны короля. Вполне возможно, что тот искренне раскаивался, и в таком случае его совесть будет чиста. С другой стороны, если это был лишь жест, то жест умный, ибо теперь казалось, что король избавился от тени вины, которая должна была висеть над ним, пока он не признает свою роль в убийстве.

— Мне кажется, — подозрительно произнес Генрих, — вы питаете нежность к моему отцу.

— Кто может не восхищаться им?

— Те, кто дружен с ним, не могут быть моими друзьями, — многозначительно произнес Генрих.

Уильям Маршал опечалился. Так долго они были близкими товарищами, но с момента коронации на молодого короля снизошло высокомерие; он, казалось, верил, что сам акт коронации дал ему силу, которой он прежде не обладал. Более опытный и здравомыслящий Уильям прекрасно понимал, что отец дал Генриху Молодому лишь титул, и считал, что тот поступил бы мудро, приняв этот факт.

Но Генрих, будучи молодым и неуверенным в себе, скорее тянулся к тем, кто ему льстил, чем к тем, кто говорил ему правду. Так, по мере того как узы дружбы между ним и Уильямом ослабевали, он все больше привязывался к этому блистательному рыцарю, Филиппу, графу Фландрскому.

Именно Филипп отправил своих фламандцев в Англию в надежде вырвать страну из рук Генриха-старшего. То была безнадежная затея, как и было доказано, и превосходство старого короля в военном искусстве быстро обратило иноземцев в бегство и положило конец их надеждам на легкий захват Англии.

Теперь Филипп был постоянным спутником Генриха Молодого. Он уверял его, что отец с ним дурно обращается. Он указывал, что он, король, живет в гораздо большей бедности, чем сыновья простых рыцарей. Филипп был ярким, веселым, одним из лучших рыцарей Франции, известным своей куртуазностью и мастерством в ристалищах. Генрих почти не имел опыта в этом виде спорта, становившемся все более популярным, и под влиянием Филиппа сильно им увлекся.

Он представлял себе свободу, которую обретет, когда станет королем, а отец будет повержен. Он обещал себе, что жизнь станет чередой турниров и триумфальных выездов. Он был как никогда полон решимости получить то, что, как уверяли его друзья, принадлежало ему по праву.

То, что ему и его друзьям не удалось завоевать Англию, было большим ударом. Этот замысел пришлось на время отложить, но это не должно было помешать им попытаться захватить Нормандию, и лучшее время для начала было, пока его отец улаживал дела в Англии.

Филипп, граф Фландрский, был с ним согласен. Филипп был честолюбив, и Генрих Молодой пообещал ему поместья в Англии, когда их план по усмирению отца и прочному утверждению сына на троне увенчается успехом.

Большой удачей было то, что их поддерживал король Франции. Людовик изменился с тех пор, как был молодым мужем Алиеноры и сокрушался, что ему на долю выпала корона, а не монашеское облачение. У него был сын — юный Филипп, которому теперь было около девяти лет, и рождение сына сильно изменило его жизнь. От предыдущих жен — а он был женат трижды — у него были только дочери, и когда в тот радостный августовский день 1165 года его жена Адель родила мальчика, ликование его было так велико, что он велел глашатаям объявить эту новость на улицах Парижа и звонить в колокола по всему королевству. У него был сын и наследник его владений. Это было Божье благословение человеку, который всегда старался исполнять свой долг на том жизненном пути, на который был послан против своей воли.

Адель была плодовита, подарив ему еще двоих детей — юную Алису и Агнессу, обеих девочек. Он был бы рад еще одному сыну, ибо Филипп был мальчиком хрупкого здоровья. Но он должен был быть благодарен. У него был сын. Алиса теперь находилась в Англии, обрученная с Ричардом Аквитанским, и скоро он должен будет настоять на том, чтобы этот брак состоялся. Каков был мотив Генриха, стремившегося отложить его, ибо казалось, что он игнорирует любые предложения о том, чтобы свести молодых? Возможно, он хотел немного поторговаться из-за Алисы. Людовик этого не потерпит. Молодые люди были обручены.

Тем временем Людовик понял, что положение Генриха незавидно, и, поскольку сыновья английского короля были готовы пойти на него войной, Франции, казалось, самое время воспользоваться своим преимуществом.

При его дворе находился Генрих Молодой, а с ним — Филипп, граф Фландрский. Граф этот был умен, деятелен и жаждал сокрушить старого Генриха. И он был прав, говоря, что целью должна стать Нормандия.

— Нельзя медлить, — сказал граф Фландрский Людовику. — Уж поверьте, если мы собираемся нанести удар, то действовать нужно быстро. Как только старый воин уладит свои английские дела, он переправится сюда с первым же попутным ветром.

Людовик согласился, что целью должен стать Руан, главный город Нормандии, ибо если падет Руан, это так повлияет на остальную Нормандию, что завоевание станет легкой задачей.

Они решили застать город врасплох и осадить его. Это им удалось с большим успехом, и жители Руана ждали в своем городе прихода Генриха, который, были они уверены, не заставит себя долго ждать, когда узнает, что происходит с их городом.

Всю жизнь Людовика преследовало его религиозное воспитание, которое не раз мешало его военным замыслам. Осада продвигалась успешно, но казалось вероятным, что спасительное прибытие Генриха не за горами. Тут Людовик вспомнил, что приближается праздник святого Лаврентия, и, не представляя, как можно вести бой в такой день, объявил перемирие.