Молот шотландцев - Виктория Холт

Лливелин должен был вызволить свою невесту. Он должен был доказать народу Уэльса, что он и есть тот самый Лливелин, о котором говорилось в пророчестве Мерлина.

Но как?

Шли недели, а Демозель все еще пребывала в плену у англичан.

***

Эдуард был в восторге от своих бристольских моряков, перехвативших корабли, что шли в Уэльс.

Сияя от радости, он ворвался в покои королевы.

— Вот тебе и пророчество Мерлина! — воскликнул он. — Почему Мерлина не было у островов Силли, когда мимо проходили корабли? Почему он не поднял бурю и не потопил наши суда?

— Сохрани Господь, — воскликнула королева.

Она снова была беременна и надеялась на мальчика, как и все они — она, Эдуард и вдовствующая королева. Они не говорили об этом друг другу, но все понимали, что двухлетний Альфонсо был не так здоров, как им хотелось бы. Он был достаточно смышленым, но в нем была какая-то хрупкость. Так же было с Иоанном и Генрихом. «Я не вынесу этой тревоги снова», — думала королева.

Но сейчас Эдуард думал не о мальчике, а об этой морской победе, которая принесла ему нечто более желанное, чем груз сокровищ.

— Наших пленников доставят на берег со всей возможной скоростью, — сказал он.

— Бедная Демозель! — промолвила королева. — Она, должно быть, очень несчастна.

— Бедная Демозель, как же! Если бы она добралась до Лливелина, мы бы уже услышали, что Мерлин вернулся невесть откуда, чтобы им помочь. А это, дорогая моя, последнее, чего бы я хотел. Это пророчество Мерлина — чепуха. И я должен доказать это валлийцам… а может, и некоторым англичанам.

Королева содрогнулась.

— Как оно может быть правдой? — сказала она. — Но я уверена, Демозель в отчаянии и, возможно, немного напугана.

— Ей не причинят вреда, — пообещал Эдуард.

— Кроме того, что ее отняли у мужа.

— Он ей не муж. И не станет им, если не будет готов за нее поторговаться. Клянусь Богом и всеми Его святыми, это счастливый день для нас, Элеонора. Он дал мне лучший козырь в моих делах с этими неугомонными валлийцами.

— Как бы я хотела, чтобы они сидели в своих горах, а мы могли жить в мире.

— Этого никогда не будет, любовь моя, пока мы все не станем едины. Если бы Уэльс и Шотландия были в моих руках…

— У тебя и так достаточно забот, Эдуард.

— Управлять было бы легче, будь повсюду верные подданные.

— Ты думаешь, это когда-нибудь случится? Александр — твой зять, но он всегда был тверд в своем нежелании присягать тебе на верность.

— А теперь, когда Маргарита умерла, он, без сомнения, женится снова, и появятся новые узы. Нет, любовь моя, я хочу видеть Уэльс и Шотландию под английской короной. Тогда мы могли бы надеяться на мир.

— Сомневаюсь, что мы достигнем его даже тогда. Всегда будут мятежники.

— Ты права. Как поживает малыш внутри?

— Толкается вовсю.

— Как мальчик?

— Откуда мне знать? Я могу лишь молиться, чтобы на этот раз был мальчик.

— Да, он бы нам не помешал. — Эдуард нахмурился. Он думал о хрупком Альфонсо, но не стал говорить о своих тревогах королеве в такое время. Ее нельзя было волновать, пока она носит дитя. У него была прекрасная дочь — он в ней души не чаял, в этой своей гордой и красивой дочери. Его старшая… одиннадцать лет, сильная телом и духом. Красавица-Плантагенет. Ничего кастильского в ней. Ему не следовало этому радоваться. Это было неуважением к его королеве, его дорогой Элеоноре, которой он восхищался за ее кроткий вид, мягкий нрав и ту тихую силу, что была направлена лишь на его благо. Была у него и Джоанна в Кастилии. Он жалел, что они когда-то согласились ее там оставить, но скоро они заберут ее обратно. А еще Альфонсо. Но Альфонсо не отличался крепким здоровьем своих сестер — ибо из Кастилии приходили вести, что Джоанна — дитя живое и энергичное. Почему же его сыновья рождаются такими слабыми? Иоанн, Генрих, а теперь и Альфонсо. У него могло бы быть трое здоровых мальчиков в детской. И одна маленькая дочь, похороненная в Акре. Что ж, понятно, что, родившись там, в таких условиях, она могла не выжить. Но королева была плодовита. Моли Бога, чтобы на этот раз родился здоровый мальчик.

Королева, угадав его мысли, немного опечалилась.

— Я буду молиться о мальчике, Эдуард, — сказала она.

Он смягчился.

— Дорогая моя, если нет, то мальчик у нас будет позже. У нас есть наш Альфонсо. Когда он взойдет на престол, нам придется сменить ему имя. Ты же знаешь англичан. Они сочтут его недостаточно англичанином, если у него будет испанское имя. Как тебе Эдуард, а? Эдуард Второй.

Она нахмурилась.

— Пожалуйста, Эдуард, не говори об этом дне.

— Ах, тебе будет жаль, когда меня сменят.

— Прошу тебя!

— Прости, моя королева. Я не собираюсь умирать. Посмотри, какой я сильный. — Он стоял перед ней во всем своем великолепии, широко расставив длинные ноги, — самый красивый король, какого когда-либо знала страна. Король Стефан был хорош собой, но каким же слабым! Сила, красота, суровый и праведный нрав — вот что было нужно Англии, и вот что она получила. Но ей также нужен был наследник. Наследник должен быть всегда. Ибо жизнь отмеряет лишь определенный срок, и ни один король, сколь бы велик он ни был, не живет вечно. Да и в эти дни непрерывных войн никто не знал, когда может наступить последний час.

Королева должна родить еще одного мальчика.

Эдуард сменил тему.

— Я пришел поговорить с тобой о пленниках. Теперь у нас оба — брат и сестра.

— Ты будешь держать их вместе?

— Разумеется, нет. Откуда мне знать, что замышляет Альмерик де Монфор? Помни, кто он, кем был его отец. Симон де Монфор! Это имя, должно быть, было выжжено на сердце моего отца. У моего деда, короля Иоанна, была Великая хартия вольностей, у моего отца, короля Генриха, — Симон де Монфор.

— А у тебя, мой король, что будет?

— Я не намерен допустить ничего подобного. Я надеюсь держать все в своих руках и сделать Англию сильнее, чем она была, когда я взошел на престол. Никаких хартий,