Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс

– Если память меня не обманывает, то я вам скажу, что это целит против папизма, ибо всеобщая любовь к ближнему не составляешь члена веры в той церкви, вне которой нет спасения.

– Я приехал к вам, графиня, не для напрасных споров; мое поручение очевидно проистекает из любви к ближнему.

– Я готова слушать вас, отвечала госпожа Кларик, которая, может быть подумала, что ее прелести мало влияли на посланного.

– Верите вы в ад, графиня?

– Иногда.

– А в рай?

– Гораздо чаще.

– Ах, графиня, какие речи!

– Я это сама думала относительно ваших, потому что мы здесь не у обедни и не на проповеди, а в будуаре, и ваша одежда не обличает ни протестантского пастора, ни католического исповедника. Я отвечаю вам не так, как у подножия алтаря, пли у кафедры, но как светская женщина перед своим туалетом, перед зеркалом и флаконом.

– Милосердие неба неисповедимо, сказал Жозеф, вздохнув глубоко.

– Кардинал-министр думал не раз об этом.

– Он поручил мне иметь честь говорить вам не о нем, но о герцоге Бэкингеме, и я уверен был, что встречу ваше благочестие, сказав вам, что первый министр милостивейшего Карла I погибнет душой и телом, если осмелится продолжать свои безумные намерения относительно сердца французской королевы.

– Конечно, погибнет; поведение его не извинительно, я нахожу, что оно гнусно, отвратительно.

– Я не ошибся сказал Жозеф с горькой улыбкой: – вот ваша религиозность возбуждена до высшей степени, и мы не можем не понимать друг друга. И так я заявляю вам крайнюю необходимость чтобы герцог был отозван немедленно.

– Кем отозван?

– Я полагаю достаточно приказами двора.

– Я на это рассчитывала всего менее.

– Однако твердой воли короля достаточно, чтобы герцог…

– Она рискует не подействовать также как и воля Людовика XIII на вашего Ришельё в Лондоне, как и в Париже скипетр монарха – перо первого министра.

– Я удивляюсь, что король, его повелитель…

– Он повелитель только по имени.

– Наконец Карл I, соединенный священный узами с августейшей Генриеттой Французской, покажет, что, по крайней мере, он может требовать…

– Чтобы Бэкингем скорее привез ему супругу? Заблуждение! Карл добр от природы: он вкусит наслаждения Гименея, в то время когда это будет угодно его первому министру, если впрочем Бэкингем не найдет этого несообразным со своими видами.

– Разве в Англии государь не господин, по крайней мере, в своем семействе?

– А разве он господин во Франции? Нет. В настоящее время самое ложе государей открывается лить по решению их советов. Поэтому необходимо придумать другие приемы в виду настоятельной необходимости переправить герцога через пролив; ибо не смотря на легкомыслие, с которым я говорил с вами при начале, я страстно желаю работать для его спасения. Поэтому постараемся, без замедления приискать средства, чтобы снова завладеть его сердцем.

– Его душой, вы хотели сказать, графиня. Если власть короны мало влияет на герцога Бэкингема, то должно влиять мнение общества. Я далеко не разделяю мысли, что человек, наделенный политическою прозорливостью, должен презирать предостережения этого царя над царями. У вас в Англии есть множество партий, которые из-за ничего готовы восстать против правительства, – куча горючего материала, для воспламенения которого достаточно искры. Не считая парламентаристов пламенных апостолов свободы, тенью которой только пользуется Англия, здесь действует шотландская партия, там волнуются еретические мысли пресвитерианцев, киввелистов, пуритан. В другом месте для истинной славы господней действуют римские католики, которых вы называете полуподданными короля по причине их преданности папе. Пусть только хоть небольшое движение, возбужденное искусной рукой, проявится с одной стороны, и герцог, мгновенно переправившись чрез Ла-Манш, вступит в лоно благочестия.

– Ваше благочестие действует немножко горячо. Я уверена, что для спасения одной души вы не задумались бы пожертвовать несколькими сотнями голов. Как хорошо вдохновение прямого паписта! Впрочем, это средство, при разумном употреблении, нам кажется, следует испытать, тем более, что Бэкингем, как только возвратится, немедленно затушить это пламя тревоги, зажженное для призыва его из-за границы.

– Конечно, отвечал с живостью капуцин, который думал совершенно другое: – и можно достигнуть цеди без значительных движений, если пустить в дело ловкого, энергического человека, готового броситься на рискованное поприще революции. Укажите мне такого трибуна, и если судьба не воспротивится нашим надеждам, то незначительный мятеж доставит возможность герцогу Бэкингему еще более увеличить свою власть и свою славу.

– Это надо предоставить воле провидения. Но вы являетесь от имени кардинала Ришельё, вы ему преданы: кто же мне поручится, что под вашими словами не скрыта какая-нибудь внука, вредная для чести моей страны?

– Я не буду сердиться на подозрение, которое могу уничтожить несколькими словами: слава Бога и спасение его создания – вот единственные поводы его эминенции.

– Я считаю вас человеком ловким, ибо кардинал и не послал бы другого. Поэтому вы уже поняли, что я присоединилась к вашей благочестивой дипломатии.

– Да, графиня, религия вступила в наши души путем обычных привязанностей.

– Прежде однако же, чем вступить с вами в союз на путь опасностей, я хотела бы знать положительно, что в этой встрече вы понимаете под религией?

– Я не замедлю ответить, графиня, и уверен, что насмешки, стыд и бесчестье, висящие над головой короля, моего государя – убедят вас в настоятельной необходимости усилий кардинала-герцога.

– Я и подозреваю, что такова настоящая причина вашего путешествия…Увы! будем ли мы в состоянии действовать благовременно и поспешно в интересах Французского короля. Пока вы переезжали сто миль, отделяющие Лондон от Парижа, любовь могла далеко уйти под руководством такого проводника как герцог, а если мы допустим предположение, что магнит, удерживающий его в Лувре, сохраняет всю свою силу, то придется выдержать сильную борьбу прежде, нежели восторжествуем.

– Зачем нам бояться за успех, выведите меня только на дорогу! воскликнул монах с живостью, обличавшею в нескольких словах его склонность к интриге.

– Послушайте. В конце квартала, где стоит Уайтголльский дворец, вблизи Уастминстера есть таверна, которую реформатские парламентаристы избрали для совещания о своих делах. Вы, узнаете этот дом с первого раза по его стеклянной галерее с полузанавесками из зеленой шелковой материи. В низкой зале табачный дым образует постоянное облако, среди которого, не смотря на этот удушливый воздух, совершают сделки купцы, ругаются моряки, спорят ученые, декламируют поэты, рассуждают политики, и все почти упиваются. Пройдя эту дымную залу, в которой также в значительной мере слышен запах различных спиртных напитков, вы очутитесь у невысокой лестницы с двойными перилами из полированного железа: она ведет в верхнюю комнату, где курят мало. Там-то собираются крупные игроки и отважные сторонники реформации: первые с растрепанными