Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 2 - Жорж Тушар-Лафосс

Король, однако же, остался доволен этой рыцарской выходкой и благодарил герцога, которого знал за бойца, не подвергавшегося ни малейшему риску. Граф Гиш, будучи принужден удалиться, не мог удержать за собой звания командира гвардейского полка; Людовик XIV предложил этот полк Лафелльяду.

– Найдите только пятьдесят тысяч, необходимых для покупки этой должности.

Но герцог не мог добыть ни одного экю. Тогда король заплатил всю сумму в награду за удар шпагой… по воздуху. Новый гвардейский полковник был так беден в минуту своего назначения, что когда пала одна из его каретных лошадей, он долго не мог заменить ее.

Не богаче и граф Бюсси – Рабютен, начальник легкой кавалерии: этот любимец Аполлона, как и большая часть его собратий, не сумел заслужить расположения Плутуса. Но другой бог, всегда сострадательный, является часто на помощь к военному поэту: это бог любви. Прежде, нежели скажем, в каком образе он является своему протеже, взглянем на качества последнего. Граф Бюсси роста выше среднего, строен, манеры изящны и грациозны. Большие его глаза сверкают любовью и умом; рот у него приятный, нос красивый, лицо открытое, волосы светло-русые, осанка благородная – вот черты, отличающие везде его физиономию, на которой но его желанию является выражение веселого лукавства или увлекательной нежности. Он очень умен и остер; но в течение нескольких лет – несправедливости, оказанные ему за продолжительную и верную службу[32], успехи интриганов или посредственностей, награды, рассыпаемые льстецам, отказы действительным заслугам и другие злоупотребления, все это раздражало характер этого писателя, который сперва злословил без горечи, а теперь сделался злобным критиком. С женщинами он вежлив, приличен, скромен, хотя в то же время настойчив, и при успехе не перестает быть осторожным и умеренным. Если я прибавлю, что граф храбр и великодушен без тщеславия, то редко кто удивится, что он пробудил нежное чувство одной из любезнейших женщин нашего времени, маркизы Севинье, которая приходится ему кузиной.

Невозможно быть дурной и вместе обладать столькими прелестями как маркиза Севинье; каждая ее неправильная черта придает лицу необыкновенную приятность. Она посредственной белизны; глаза малы, губы плоски, нос короткий, лоб выпуклый. А между тем, все это сочеталось таким образом, так способствует самой соблазнительной игре физиономии, что необходимо долго, долго присматриваться для открытия некрасивости госпожи Севинье. Дама эта высокого роста, но неграциозна; ноги у нее хороши, но грудь и руки не могут похвалиться ни полнотой, ни очертаниями. У нее, впрочем, очень хорошие белокурые волосы, которыми она и занимается тщательно, и которые много способствуют пленительному эффекту ее физиономии.

Но кузина Бюсси берет умом верх над всеми придворными дамами и оспаривает у них все сердца, хотя ей уже около тридцати семи лет. Особенный характер ее разговора, как и слова – шутливость. Она умеет говорить шутя о самых серьезных, самых печальных вещах, а между тем рисует их живо, почти осязательно. Она придает всему какой-то теплый, веселый колорит, и никогда не бывает ни скучной, ни однообразной. В разговорах госпожа Севинье любит увлекаться на почву любовных и даже вольных рассказов, но желает, чтобы шутки и остроты облекались в аллегорию, которая полуприкрывает их. При подобных разговорах маленькие глаза ее сверкают настоящими молниями, которые ошибочно приписывают иные повелительному темпераменту. Если верить покойному маркизу Севинье, жена его холодна и бесстрастна: уверения мужа в подобном обстоятельстве малоубедительны; но всеобщая молва гласит, что госпожа Севинье действительно была верна ему. Один господин, бывший в дружеских отношениях с этой четой, как-то сказал, мне:

– Относительно поступков маркизы, я уверен, что она не нарушала супружеской верности; но я не скажу этого и касательно намерений. Последняя часть этого периода представляет обширное поле для истолкований, в особенности если легко убедиться, что маркиза очень любит мужчин, и что из них предпочитает любовника другу. Не заключается ли главное искусство этой дамы в том, что она умеет ловко скрываться.

Что касается Бюсси, то это кузен, близкий родственник; короткость здесь весьма естественна: а было бы неловко скрывать ее. Но более внимательные наблюдатели, знающие, что госпожа Севинье скупа, удивляются, что она занимает деньги графу: они заключают, что эта обязательность маркизы недостаточно оправдывается родством.

Из этой-то сокровищницы Бюсси черпает средства для снаряжения экипажа, чтобы ехать на осаду Марсаля, которую король хочет предпринять лично. Эта помощь ему теперь тем более необходима, что он недавно был обкраден одним дворянином, которого он держал у себя почти в качестве слуги.

– Этот молодой человек, впрочем весьма порядочный, говорил мне вчера Бюсси: – предался всем порокам, и кража для него так же необходима, как хлеб и вода.

Слуги этого сорта, к несчастью, теперь очень распространены, и это те именно, которые услуживают вам наилучшим образом. Я слышала от самого Мольера, что они то подали ему мысль для; его плутоватых слуг.

Мимо моих окон прошла часть войск, отправляющихся в Лотарингию. Наружный их вид не отвечает понятию, которое я составила себе о них. Два года уже как занимаются введением правильной организации в армии, и мне кажется, что должны бы уже сделать больше. Это какая-то толпа людей в одежде разных цветов, дурно вооруженных, дурно экипированных. Жалко видеть, как у солдата развешаны на перевязи патроны, подвергающиеся влиянию непогоды. Разве нельзя было сделать их из более мелкого пороха, чтобы избавить пехотинца брать затравочный порох в оловянном футляре (poulverin), висящем с другой стороны? Это должно замедлять огонь, быстрота которого на войне служит главным средством успеха.

Король отправляется в Лотарингию, но осаду Марсаля должен предпринять Ферте. Что за цель этой кампании? Мне кажется, она определена неясно. Бюсси уверяет, что дело идет только о том, чтобы овладеть герцогом Карлом, которого известно политическое непостоянство. При мысли о ветрености этого характера я естественно припоминаю одну черту этого государя, которая обнаруживала более твердости в его решениях. Он был страстно влюблен в дочь брюссельского бургомистра, с которой мог видеться только с большим трудом, ибо ее родственники зорко присматривали за ней. Однажды он встретил ее на бале; мать молодой девушки была с ней, и тщетно герцог просил у этой дамы позволения поговорить хоть минуту с ее дочерью при всем обществе. Наконец его высочество обещал говорить с любимой девушкой лишь столько времени, сколько он в состоянии продержать горячий уголь в руке; условие показалось матери так убедительным, что она согласилась. Карл отошел в сторону с девицей, взял горящий уголь и начал