Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 2 - Жорж Тушар-Лафосс

– Исполняю ваше желание, отец мой, отвечал король с улыбкой: – и разрешаю вам удалиться, тем более что хочу иметь дело только с моим священником.

Хитрый поп не ожидал этого; в тот же вечер он просил милости остаться при своем знаменитом духовном чаде.

– Нет, отвечал Людовик XIV: – мне было бы прискорбно стеснять его совесть, а моя обойдется и без него.

Вторая эта неудача нисколько не охладила врагов фаворитки; они решились на третью попытку, но столь же безуспешно. В штате Марии-Терезии находится весьма добрая, простая дама, очень откровенная, из класса разночинцев, которая, тем не менее, пользуется кредитом: это кормилица Людовика XIV. Она сохранила преимущество входить утром прежде кого бы то ни было в комнату короля при его пробуждении; раздвигала занавески и целовала его в постели в то время, как толпа знатных теснится у дверей комнаты. Еще не скоро после госпожи Гамален, простой парижанки, впускаются обер-камергер и обер-гоф-маршал; министры, принцы, кардиналы испытывают досаду, при виде этой старухи, как они называют, которая первая встречает улыбку монарха и часто похищает у них его первую благосклонность. Таково третье лицо, которое избрано уговорить влюбленного Людовика и постараться погубить Ла-Валльер. Молодая королева вступила в заговор, которого надеялась пожать все плоды, Не подозревая, что заговорщики нисколько не хлопотали в ее интересах, а действовали только в видах личной интриги. Королева прочитала госпоже Гамлен урок, которая побежала раскрыть занавески королю и проговорила ею заученное.

– Кто вам поручил сказать мне это, мама? спросил король, выслушав ее без перерыва.

– Государь! небо внушило мне эту смелость.

– В таком и случае небо, по-видимому, внушило ту же самую мысль многим в одно время; но так как небесное происхождение всего этого мне не доказано, то я и прошу вас, мама-кормилица, молчать об этом на будущее время.

– Однако осмелюсь представить вашему величеству…

– Добрая женщина, вы заставите меня отдать приказание не пускать вас.

– Ах, государь, я умру тогда.

– В таком случае старайтесь удерживать язык.

– Если бы я могла только убедить ваше величество заглянуть в свою совесть.

– Госпожа Гамлен, я велю, вас выгнать.

– Нет, ваше величество, не выгоните той, которая вскормила вас.

– Мне неприятно, что я принужден говорить с вами подобным образом. Не возвращайтесь же к этому: ваши помочи давно уже порваны… Не забудьте, что если мне приятно припоминать, о ваших обо мне допечениях в детстве, то неблагоразумно с вашей стороны претендовать на малейшее влияние на мою волю. Мне подают советы лишь в то время, когда я их спрашиваю, а ваша обязанность молчать до тех пор, пока я попрошу вас позаботиться о моих детях… Вот ваши границы, мама Гамллен; не переходите их… Ступайте!

Наконец королева-мать надеялась быть счастливее; она явилась после всех с увещаниями к королю. Людовик XIV нетерпеливо выслушал наставление в виде проповеди, с которой обратилась к нему эта набожная государыня.

– Окончим это, ваше величество, перебил он наконец: – или вы заставите меня позабыть уважение… Вы положительно забываете прошедшее, когда советуете принести в жертву мои чувства, а так как я никогда не порицаю чужих дел, то кажется, должно бы относиться и к моим так же.

Вдовствующая королева замолчала и удалилась. Но вчера вечером король, рассердившись на настойчивость, с которой осмеливались приступать к нему, сам заговорил об этом предмете при многочисленном собрании.

– Право, я не понимаю, сказал он: – каким образом особы, которые сами жили весьма свободно, могут судить поступки других потому только, что наслаждения удаляются от них; они бесятся, что есть люди, которые, могут наслаждаться… Так уж создан свет; когда мы утомимся от любви, то в свою очередь, сделаемся ханжами и будем читать проповеди.

Король не ограничился этим, и как бы желая подкрепить свои слабости примерами, начал злословить, всех придворных дам.

– Взгляните на госпожу, Шеврез, продолжал он: – никто смелее ее но говорит о любовных похождениях женщин и никто не имел их больше ее… Еще герцогиня Эгильон, принцесса Кариньян и столько других! Право, волокитство существовало всегда и будет существовать постоянно. Если есть женщины, о которых не говорят, то потому, что они обделывают свои дела более тайным образом и с людьми незначительными.

Потом король назвал еще госпож Люинн, президента Тамбонно, принцессу Монако, Пегиллена и многих других. И король, которого этот длинный список грешниц и грешников привел в хорошее расположение духа, смеялся от чистого сердца. Однако придворные дамы, который не могли угадать, где остановится его величество, ушли одна по одной, за исключением женщин, которых возраст гарантировал от королевских воспоминаний.

Глава VIII

Описание совета под председательством Людовика XIV. – Строгость короля, относительно одежды министров. – Обыкновенный убор этого государя. – Изображение карусели 1662. – Адам Билло, столяр-поэт в Невере. – Испанское письмо, найденное в постели королевы. – Все министры на ногах но этому случаю. – Благоразумное поведение короля. – Странная игра интриги. – У беседок есть уши. – Корсиканцы и герцог Креки. – Гнев короля; удовлетворение, потребованное от римского двора. – Жалобы Монсье королю на неверности Мадам. – Кареты в пять су. – Ссылка Мадемуазель. – Выкуп Дюнкирхена и Мордаи. – Въезд короля в этот купленный город.

Совет собирается раз в неделю; часто он длится по пяти часов, из которых два или три посвящены делу Фуке. Заседания серьезны и далеко рознятся от тех, какие бывали при кардинале. Этот министр председательствовал в совете в то время, как его брили, а иногда играя со своей малиновкой или обезьяной, лукавым животным, которое царапало парики членов и обнажала лысые головы последних. Только один король сидит в заседаниях; все министры, присутствуют стоя. Канцлер находится по левую руку его величества; если хочет он облокачивается на балюстраду кровати. Все прочие размещаются безразлично. Государственный секретарь-докладчик стоит против, государя; если ему надобно писать, он садится на конце стола, поставленного среди комнаты, но как только кончит, встает немедленно. Лионн, передававший мне это, много страдает от невозможности присесть; с некоторых пор он пытается опираться на наличник камина, и так как король не заметил ему этого, то он и продолжает свою выдумку.

Людовик. XIV требует, чтобы министры и государственные секретари являлись в совет не иначе, как в изысканном костюме; однажды он строго выговаривал Кольберу за небрежность в одежде.

– Государь, отвечал генеральный, контролер: – прошу ваше величество простить меня – я готовил спешный доклад.

– Важнее всего, господин Кольбер, достоинство престола.

Между тем сам Людовик XIV одевается не очень пышно; напротив, в его