Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 2 - Жорж Тушар-Лафосс

нашего посланника в Лондоне, был отозван своим двором, и сегодня утром представлялся чрезвычайный посол извинениями к Людовику ХIV. Удовлетворение было медленно, очень медленно, однако оно не полно. Чрезвычайный посланник сказал, что короля; его государя, чрезвычайно огорчила выходка Ваттевилля, что ему весьма желательно поддерживать доброе согласие между обеими державами, а так как поступок Ваттевилля противоречит этому, то король не только отозвал своего посланника, но еще и велел ему явиться в Мадрид отдать ответ в своем поведении; кроме того, его Величество повелел всем прочим посланникам, при каком бы дворе они не состояли, «не быть ни на каких церемониях, где будет находиться французский посланник, из боязни, чтобы опять не произошло чего по поводу первенства». Во всем этом нет ничего положительного, что его католическое величество уступает французскому королю в споре; вопрос устранен, но не разрешен нисколько. Но, говоря об удовлетворении, и припоминая подробности обиды, нельзя не сознаться, что первое недостаточно. Люди Ваттевилля обрезали поствомки у экипажа графа Эстрада, убили его кучера, подрубили ноги его лошадям, сын посланника был ранен в этой свалке. Узнав об этом, серьезном покушении, Людовик XIV, который сидел в это время за ужином, вскочил в гневе из-за стола. Напрасно королева-мать приглашала его садиться ужинать.

– Не мешайте, пожалуйста, отвечал он; – я хочу выслушать письмо Эстрада; ужинайте, а для меня пусть оставят немного плодов.

Кажется, что с тех пор король значительно успокоился.

Граф Гиш, который не желает более встретить соперничества мужа в своих волокитствах, недурно устроился, чтобы избегнуть этого; но он высоко простирает свои виды. Этот вельможа красивее и стройнее всех при дворе; но характер его высокомерный и презрительный; дерзость его с женщинами доходит иногда до грубости. Подобные манеры не могли заслужить ему уважения такой деликатной принцессы, как Мадам. Она не любила графа: скажу более – она, расположена была ненавидеть его. Поэтому она принимала Гиша только из угождения к Монсье, который привязан к этому молодому вельможе. Встречаясь с людьми, против которых мы сильно предубеждены, часто мы находим в них меньше недостатков, нежели предполагали; Мадам пошла дальше, – она открыла в фаворите своего супруга совершенства, ибо заметила, что он платил пламенную дань ее красоте. Красивый мужчина, становящийся нашим обожателем, приобретает этим самым большие права на наше снисхождение, если мы его ненавидим. Генриетта Английская, решившись лучше рассмотреть того, кто выказывал такое неравнодушие к ее прелестям, чрезмерно, удивилась, убедившись, что Гиш скрывал прекрасные качества под такой шероховатой оболочкой. Видя, что Мадам решилась продолжать свои наблюдения, граф счел себя обязанным облегчить ей труд в этом случае: он вполне открыл ей свое сердце и уверяют, что в нем уже никакой нет тайны для нее – так он торопился выказать Мадам все, чего он стоит.

Может быть в этом, как и во всем, возбуждающем скандал, молва далеко предупреждает истину; но надобно согласиться, что Мадам ободряет не много злословие. Госпожа Шомон и девица Монталэ, поверенные принцессы, почти каждый день вводят в ее комнату графа Гиша, переодетой девушкой или старухой-гадальщицей, и Мадам, которая теперь больна, оставляет по целым часам, что я говорю? – по целым дням у себя в комнате эту опасную маску. Снисходительные судьи объясняют это пристрастием Мадам к романическим приключениям… Не знаю, но в сущности, так как тут кроется роман, то это очень близко к развязке.

В последний раз Мадам, не совсем еще оправившись, с трудом поехала в Фонтэнебло из боязни разгневать короля своим отсутствием в этом путешествии. Каково же было удивление двора, когда на другой же день та принцесса, легкая и живая, объявила, что вечером отправится в хижину пустынника, стоящую на возвышенности, наблюдать солнечное затмение. Любопытные, следовавшие вблизи за наблюдательницей, видели благочестивого пустынника и нашли в нем большое сходство с графом Гишем; что касается затмения, то оно было не столько верно свиданию, как Мадам, оно совсем не являлось, если это, впрочем, не было затмение мудрецов.

Госпожа Соассон не перестает подрывать благоденствие девицы Ла-Валльер; ей удалось, как шепчутся в тюильрийских кружках, заручиться помощниками в лице Ворда, ее настоящего любовника, и графа Гиша, который вероятно был ее обожателем, ибо все молодые придворные платили ей дань в свою очередь. Эта ловкая женщина сумела возбудить честолюбие двух вельмож.

– Должно быть чрезвычайно приятно, сказала она им: – похитить сердце короля у этой чахоточной любовницы; вы уже видели, что он охотно делает ей неверности, потому что видели его с маленькой Гуданкур; немного надобно настойчивости развязать его с Ла-Валльер. Если, как я надеюсь, вы успеете в этом, то можно вас поздравить министрами королевских удовольствий. Вы ведь знаете, что главное в этом… От любовных приключений к важным делам один только шаг; вскоре вы овладеете полным доверием его величества, в политике так же, как и в волокитствах. Поэтому я вам предлагаю план высшей интриги, а успех может повести вас ко всему.

Неужели происшествие, случившееся сегодня ночью у фаворитки, есть уже следствие заговора, управляемого госпожой Соассон? Было бы рискованно утверждать это. Но дело вот в чем: между двумя и тремя часами утра девица Ла-Валльер проснулась от упорного лая маленькой собачонки в момент, когда кто-то старался влезть в ней в комнату через окно, выходившее в сад. Она скрылась в комнату своих женщин, и когда люди осмотрели окно снаружи, то нашли веревочную лестницу, привязанную к балкону. Днем к дому Ла-Валльер приставили караул; кроме того, король назначил чиновника отведывать все подаваемые ей кушанья. Этот отведыватель поселился у нее с вечера.

Это относительно безопасности фаворитки; теперь поговорим о ее кредите, отлично защищаемом герцогом Сен-Эньяном и маркизой Монтозье, которых король ежедневно осыпает новыми милостями, с тех пор, как они сделались сторонниками его любви. Тем не менее, враги Ла-Валльер преследуют ее с неутомимым ожесточением. Дня три тому назад, герцог Мазарини, голова которого расстроена немного от мистических фантазий, попросил особенной аудиенции у короля, которая и была разрешена ему. Войдя в кабинет его величества, герцог объявил ему, что имел видение, из которого должен заключить, что королевству угрожает опасность, если король не откажется от своей любовницы, и что ему это внушено от имени Бога.

– А я, отвечал Людовик ХIV. – внушаю вам со своей стороны, что вы сделали бы лучше, если бы привели в порядок свой мозг, который в очень жалком состоянии, и возвратили бы все, что накрал ваш дядя.

Официальный миссионер низко поклонился и вышел; но обожатель Ла-Валльер не отделался этим. На другой день отец Анна, его духовник, попросил на