Королевские сестры - Виктория Холт

два врага: его племянник Монмут и его зять Вильгельм. Теперь Монмут был мертв, и оставался только Вильгельм. Он всегда не любил Вильгельма и не переставал сокрушаться о том, что его любимая дочь Мария вышла за него замуж. Он сам был против этого брака, но Карл настоял на нем, указав, что, поскольку Вильгельм — протестант, это необходимо Якову больше, чем кому-либо другому, ибо если Яков не позволит своей дочери выйти замуж за протестанта, Карл верил, что народ будет настаивать на его исключении из линии престолонаследия.

Так и состоялся этот голландский брак, но своему зятю он никогда не доверял, и что было особенно мучительно — он верил, что Вильгельм пытается настроить дочь против него.

Будучи повесой и распутником, каким он не мог не быть, Яков страстно желал счастливой семейной жизни, куда он мог бы удаляться для короткого отдыха от своих любовниц. Он убедил себя, что некоторое время наслаждался ею с Анной Хайд, матерью его дочерей, и с самими девочками. Он помнил несколько случаев, когда они сидели на полу и вместе играли в детские игры. Будучи сентиментальным, он с великой тоской оглядывался на тот период.

Он искренне любил своих дочерей. В детстве Мария была его любимицей, но она была далеко и стала женой Вильгельма, тогда как Анна была под рукой, и он мог часто ее видеть. Более того, он писал Марии, пытаясь обратить ее в католичество, и ее ответы были холодны; она давала понять, что твердо придерживается протестантизма.

«Жена Вильгельма, — с грустью думал он, — едва ли теперь дочь Якова».

Поэтому он обратился к Анне. Он увеличил ей содержание, ибо у этого милого создания совсем не было денежного чутья, и, несмотря на свои огромные доходы, она постоянно была в долгах. Ему нравились те случаи, когда она искала у него помощи; было приятно видеть, как ее унылое лицо расплывается в улыбке, когда он говорил ей, что она может положиться на своего отца в любой трудности.

— Ты теперь дочь короля, — постоянно твердил он ей. — Любимая дочь.

Анна думала, какое это удовольствие — быть дочерью государя. Столько почтения, столько лести. Сара стала еще ближе, потому что в тот год они обе родили дочерей: Анна — Марию, а Сара — Элизабет.

Сара шептала ей:

— И подумайте, дорогая миссис Морли, однажды вы можете стать королевой Англии.

— Мне не нравится думать об этом, миссис Фримен, потому что для этого должен умереть мой отец.

— Хм! — возразила Сара. — Он папист, знаете ли, а это нехорошо.

— Увы, это так. — Анна была убежденной протестанткой, какой ее и воспитали, ибо ее дядя Карл отстранил их отца от ее воспитания и воспитания Марии. — Но он твердо убежден в своей правоте.

— Миссис Морли никогда не должна позволять изменить своей вере. Это было бы опасным решением. Вам никогда не позволят стать королевой, если вы станете паписткой. Эти паписты — угроза.

— Я знаю, я слышала от сестры… Она не очень довольна моим отцом.

— И неудивительно. Он под каблуком у своей жены. Она — настоящая виновница всех бед.

Анна выглядела озадаченной, думая о своей прекрасной мачехе, с которой у нее всегда были хорошие отношения.

— Я никогда не доверяла итальянкам, — продолжала Сара. Она вспомнила, как королева пронеслась по Кокпиту, не выказав никакого уважения леди Черчилль. Нельзя было допустить, чтобы ее влияние на принцессу росло; оно и так было слишком велико.

— Она всегда кажется такой доброй.

— О, но такая гордая, миссис Морли. Она делает вид, что любезна со всеми, но вы заметили, как она изменилась, став королевой?

— Тише, миссис Фримен, у вас такой громкий голос. Если кто-нибудь услышит, как вы так говорите о королеве…

— Мы должны дать ей имя, чтобы никто не знал, о ком мы говорим.

Анне очень нравилось давать людям прозвища; она делала это всю свою жизнь, так что сразу же ухватилась за предложение.

— Это должно быть что-то вроде Морли и Фримен, — сказала она. — Какое-нибудь обычное имя. Придумала. Манселл. Мой отец будет мистер Манселл, а королева — жена Манселла. Как вам?

— Миссис Морли, вы гений! Не могу придумать имени, которое подошло бы им лучше.

— Манселл! — сказала Анна, смакуя слово, а потом расхохоталась. — Совершенно верно.

И с тех пор король и королева стали Манселлом и женой Манселла, и поразительно, как эта перемена лишила их всякого достоинства. Миссис Фримен могла теперь говорить о Манселлах с еще большим презрением, а Анна обнаружила, что может слушать и, как обычно, начала разделять мнения Сары.

***

Анна вскоре снова забеременела, и, поскольку маленькая Мария благополучно выжила, она позволила себе мечтать о большой семье, которая у нее будет.

На этот раз, сказала она Георгу, должен быть сын.

Это были счастливые дни, и Анна могла предаваться всем своим любимым развлечениям, к которым прибавилось еще одно: сплетни — и даже больше чем сплетни — интриги.

Где бы ни была Сара, там разыгрывалась драма, и Анна находила, что пикантные беседы ее подруги и едкая критика почти всех вокруг были так занимательны. Единственными хорошими и разумными людьми были мистер и миссис Морли и мистер и миссис Фримен. Другие, возможно, просто заблуждались. Анна не любила слышать критику в адрес сестры. Но был Калибан, которого можно было поносить. Что до короля и королевы, то Анна уже начинала недолюбливать свою мачеху и видеть ее глазами Сары — высокомерной и опасной из-за своей веры. В отношении отца Саре приходилось ступать осторожно, но у Анны складывалось о нем иное представление. Он был безнравственен, она всегда это знала, а все мужчины должны быть как мистер Морли и мистер Фримен — нравственными. Возможно, до женитьбы у них и были свои амуры, но тем больше им чести, что, женившись на хороших женах, они оставили свои безрассудства.

Анна менялась. Она была все так же безмятежна, но могла быть и язвительной. Дело в том, что ей так нравились скандальные разговоры, а Сара была так забавна, что иногда Анна просто заходилась от смеха.

Было так уютно лежать, вытянувшись на диване, с блюдом сладостей под боком, пока разговоры шли об интригах и о том дне, когда Анна станет королевой. Приключения, не сходя с кушетки, — это подходило Анне.

Что бы она делала без своей