Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс

Через час Горвилль привел только двух дворян и третьего он не застал дома. Вновь прибывшие благодарили незнакомца за честь, которую он им оказал.

– Я уверен, господа, что при случае и вы поступите так же.

– Конечно, и вероятно случай не замедлит представиться.

Здесь последовало рукопожатие.

– Идемте, господа, я уверен, что на Новом мосту мы встретим пятого бойца.

– Идем, повторили товарищи.

Незнакомец не ошибся; едва они прошли по Новому мосту, как встретили молодого мушкетера, воинственный вид которого всем понравился.

– Он наш! воскликнули все разом. Милостивый государь, сказал Горвилль офицеру: – не будете ли вы добры помочь этим кавалерам и мне покончить один счет сегодня утром за Бастилией?

– Много для меня чести, но я считаю себя достойным этого. К вашим услугам.

Молодые люди пришли на лужайку за Бастилией, где теперь строения арсенала. Две липовых аллеи осеняли это место, часто орошавшееся кровью дуэлистов. Немного вправо высокая и мрачная государственная тюрьмам немая и свидетельница ежедневных битв, казалось, отражая лучи восходящего солнца, улыбалась готовившейся трагической сцене.

Противники уже были на месте. Никто, однако же, не снимал ни плащей, ни шляп.

– Господа, сказал незнакомец: – приступим к делу без замедления и не будем ожидать стражей коннетабля. Если вы помните Ла Шапелля и Бутвиля[54], то вы должны знать что наш государь строг относительно дуэлей. Итак, начнем.

С этими словами он скинул плащ и шляпу. Но едва он открыл лицо, как четыре товарища маркиза Буза, вместо того, чтобы последовать его примеру, взглянув на незнакомца, отступили в испуге и побежали с криком:

– Это он! это он! Привидение! Демон! Боже сохрани нас меряться оружием с обществом дьяволов, прибывших из ада.

– Проклятие! кричал маркиз, призывая их: – куда вы? Это подлая трусость, это бесчестье для вас и для меня.

Но беглецы уходили, как говорится, во все лопатки.

– Я вижу, что это значит, сказал незнакомец с улыбкой – эти господа не трусы, но суеверные люди.

– Клянусь честью, мессир, сказал Буз сбрасывая: платье на траву: – будь вы сам Люцифер, я вас не боюсь.

И он обнажил шпагу.

– Нет, воскликнул один из сторонников Горвилля: – есть еще средство уладить дело: нас шесть человек и если угодно нашему товарищу, я с приятелем перейду на сторону противника. Это водится…

– Нет, господа, отвечал незнакомец: – я на это не согласен. Так как по странному случаю условленная партия расстроилась, мы будем биться только вдвоем с маркизом. Итак, маркиз, защищайтесь!

Шпаги скрестились; из них посыпались искры. Буз дрался хорошо, но увлекаемый гневом, он наносил частые и сильные удары, которые противник отбивал хладнокровно. Последний нападал рассчитано и достигал цели. Рубашка маркиза покраснела в трех местах.

– Вы ранены, – сказал незнакомец: – прекратим бой, ваша шпага коротковата.

– А вот мы это увидим, хвастун, – отвечал раненый.

И сверкая глазами и с пеной у рта, он продолжал свои бесполезные нападения.

– Довольно, – сказал незнакомец, выбив шпагу у своего противника так, что она отлетела шагов на десять.

Маркиза поддерживала ярость, но едва он был обезоружен, как побледнел, зашатался и, поворотившись два раза, упал. Он уже был мертв.

Победитель и его товарищи грустно возвращались в город, как близ Гревской площади, у окна таверны они узнали двух господ из тех, которые убежали перед поединком. Горвиль, чувствуя, как это обстоятельство должно было беспокоить его друга, предложил немедленно идти к этим дворянам и во что бы то ни стало заручиться и их молчанием. Беглецы собирались заглушить обильным завтраком ужас, в котором откровенно признались. Горвилль недолго переговаривался и через минуту пригласил в таверну своих товарищей. Таинственный незнакомец, взяв со всех честное слово, назвал себя и доказал, что он не принадлежал к мрачной области ада. После этого суеверные дворяне выказали большое почтение тому, кого так испугались и обещали быть его верными друзьями и слугами, как в военное, так и в мирное время.

– Ибо, прибавили они: – теперь когда, ваша светлость нас узнали, вам известно, что если ваши клинки бессильны против шпаги дьявола, то они сверкают храбро в битвах с людьми.

Произошла добрая попойка. Воспоминание о несчастном маркизе не слишком занимало собеседников; впрочем, к концу пирушки главный герой утра встал и сказал:

– Господа, клянусь богом, что насколько от меня зависело, я щадил маркиза; но судьба его скорее, нежели моя воля направила мою руку. Пью за упокой души этого храброго дворянина, которого я с прискорбием отправил на тот свет.

Пять собеседников, подняв стаканы, сказали серьезно:

– Царство ему небесное.

В продолжение четырех месяцев кавалер в большом плаще, с белым пером на шляпе, выходил почти; каждое утро из отеля Шеврез. Но он не появлялся и уже несколько дней, когда 5 сентября 1638 года, десятитысячная толпа теснилась перед Сен-Жерменским замком, при первых лучах солнца.

Широкое закругленное окно, украшенное гербом Франции, вдруг отворилось; военные и гражданские чины вышли на большой золоченый балкон, тянувшийся вдоль фасада, и один из них, показывая народу плотного ребенка, воскликнул громовым голосом:

– Господа! да здравствует монсеньер Дофин. Да здравствует, принц, дарованный нам Богом и который Божьею милостью будет знаменитый король Людовик четырнадцатый!

С этими словами оратор пронес по всему балкону новорожденного, поднимая высоко, и чтобы показать всему народу. На площади поднялся продолжительный нестройный крик, и полетели в воздух шляпы.

Дофина унесли с балкона, а толпа прибывала. Вокруг танцевали, пили за здоровье новорожденного; в честь его раздавались выстрелы. Таким образом приветствовалось появление на свет монарха, величие которого преимущественно должно было состоять из блеска и шума: эти громкие приветствия, которыми его встретили, служат живой аллегорией будущей судьбы его.

В углу парковой решетки, прислонившись к столбу, кавалер с белым пером молча, но не без волнения, смотрел на зрелище, представлявшееся его взорам.

– Что же, господин, сказал ему грубо старый искалеченный солдат: разве у вас губы зашиты, что вы не кричите подобно другим? Неужто вы не разделяете общей радости?

– Вы ошибаетесь, друг. Верьте, что никто больше меня не принимает живого участия в событии, исполнившем радостью, всю Францию, и я разделяю ее со всеми вами.

И подняв свою шляпу, он закричал:

– Да здравствует монсеньер Дофин!

– Боже! воскликнул старый солдат, смотря испуганным взором на своего собеседника? – Господи, сжалься над моей бедной душой. Извините, господин призрак! прибавил он, падая на колени: – я не имел никакого дурного намерения… Умоляю вас, не лишайте меня жизни.

– Молчи и встань, отвечал кавалер, который, будучи узнан, еще раз, воспользовался суеверием бедняка, чтобы