Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина

Единственные отличия от Петербурга заключались в том, что там Алексей пил шампанское, а здесь – преимущественно водку; там играл по-крупному в клубе, а здесь – с мелкими ставками с Куртом, и почтмейстером, и сельским врачом, и ветеринаром, разумеется, неизменно оплачивая свои проигрыши и никогда не позволяя это делать им, но, несмотря на это, азартно банкуя; и, наконец, там была Лидия со всей её элегантностью, а здесь – долговязая молодая школьная учительница с широким и плоским монгольским лицом, почти мгновенно привлёкшая его внимание.

Однажды вечером, когда пятеро мужчин отправились на рыбалку с намерением провести там всю ночь, подремав в стогах сена, я вдруг решила к ним присоединиться, просто для разнообразия, а также в надежде подышать свежим воздухом, так как ночь была жаркой и душной и я знала, что берег великой реки обещал дать бо́льшую прохладу.

Итак, около десяти часов ночи я велела оседлать свою лошадь и в сопровождении старого конюха отправилась на поиски Алексея и его рыбацкой компании.

Когда мы наконец добрались до их лагеря, было темно и, похоже, все уже спали. Осторожно, чтобы никого не разбудить, я направилась к самому большому и вместительному на вид стогу сена, зная, что Алексею, конечно же, доставалось самое лучшее. А также я знала, что мужчины умели так закопаться в сене, чтобы получился как бы маленький домик, их защищавший и дававший чуточку больше укрытия и уединения.

Проходя мимо одного стога за другим, я слышала повсюду храп. Сначала я миновала крестьянок, что лежали вповалку все вместе; на рассвете те должны были, войдя по пояс в воду, заводить и вытаскивать сети, часами распевая песни. Я всегда удивлялась, как они могли выдерживать это и не простужаться, но, видимо, щедрый запас водки, коей их время от времени угощали, помогал им согреться.

Проходя мимо спящих почтмейстера, сельского врача и ветеринара – всей местной аристократии, сопровождавшей Алексея, куда бы тот ни двинулся, – я вспомнила о тех моментах, когда он, особенно сильно напившись, но благосклонно на них взирая, восклицал: "Вы мои вассалы, джентльмены, а я ваш Лорд-феодал", – тогда как они хором кричали: "Да здравствует наш Господин и Повелитель!" Это был отвратительный ритуальчик, который я ненавидела и который неизменно меня шокировал, хотя я и становилась его свидетельницей множество раз.

Бедным скромным вассалам, похоже, было очень уютно в их маленьких нишах, и их мирное сопение сливалось с храпом женщин.

Вдали я слышала другой хор, гораздо более мощный и прекрасный, – хор сверчков и цикад, которые пели свою ночную песню, звучавшую на многие вёрсты вокруг по всей сельской России.

Наконец я дошла до главного стога, стоявшего у самого берега реки. Перед ним ещё тлели догоравшие угли костра, откуда пахло печёной картошкой и рыбой. Затем начиналась узкая песчаная отмель, а за ней простиралась великая матушка Волга, спокойная, как стекло, в отсутствие малейшего дуновения ветерка, что мог её взбаламутить. Время от времени из воды выпрыгивала крупная рыба, а потом с громким плеском шлёпалась обратно. Над горизонтом взошла луна, и в её красноватом свете я смутно различала на том берегу тёмные очертания леса.

Это было действительно чудесно, и я со вздохом удовольствия повернулась к огромной копне, которая, как я убедилась, принадлежала Алексею. Было бы здорово поспать вот так, под открытым небом, да ещё если бы подул лёгкий ветерок, принося с собой аромат полей и цветов да прохладный запах воды.

"Мне следовало бы почаще сюда приезжать", – подумала я, принявшись тихо обходить стог сена в поисках места, где можно было б выкопать норку и для себя. И внезапно остановилась, поскольку там, в большом прекрасном убежище, на белом одеяле, практически без одежды, крепко спал Алексей, обняв молодую сельскую учительницу, а рядом лежал Курт, прижавшись к её старшей сестре. Потрясённая, испытывая стыд и отвращение, я стала на цыпочках удаляться, но тут мной овладело сильнейшее искушение их разбудить, да ещё при этом напугав. Наклонившись, я вполсилы, чтобы не потревожить остальных в лагере, хлопнула в ладоши.

Они ту же проснулись, вылупившись на меня испуганными глазами.

"Господи, княгиня!" – взвизгнула учительница, вскочила и бросилась прочь с последовавшей за ней по пятам сестрой, тогда как Курт поспешно укрылся сеном, а Алексей, вперив в меня такой взгляд, будто узрел привидение, сердито пробурчал: "Ради всего святого, Тамара, что ты здесь делаешь?"

"Я решила, что неплохо б к тебе присоединиться и поспать там, где прохладно", – шёпотом ответила я и, отвернувшись, побежала назад к своей лошади.

Старый конюх спал, но я сумела без его помощи забраться в седло и во весь опор поскакала к дому.

Там я разбудила Няню и, задыхаясь, поведала ей всю историю.

"Это конец, самый настоящий конец, – яростно промолвила я. – Я больше не могу этого выносить. Оставаться здесь нет смысла. Завтра же уезжаем в Стронское".

"Но, Тамара, голубка моя, – встревоженно воскликнула Няня, – кое-что случилось. Завтра утром сюда приезжает Агриппина Ивановна. Вот её телеграмма. Её доставили вскоре после твоего отъезда".

"Мне всё равно, даже если приедет сотня Агриппин Ивановн, я не останусь, – закричала я, топнув ногой. – Давай, Няня, будем собираться".

"О, нет, золотая моя зайка, ты этого не сделаешь, ты останешься там, где ты есть, и храбро встретишь все невзгоды, – твёрдо объявила она. – А убегать бесполезно. Это ничего не решит. Наоборот, ты попадёшь в огромную беду. А теперь послушай моего совета и завтра утром скажи своему мужу" (и тут она сплюнула) "и Агриппине Ивановне, что ты отказываешься здесь оставаться, терпя подобные оскорбления. И объяви им с достоинством, что ты выдержала всё, что могла, и теперь возвращаешься домой в Стронское, к своим Папусе и Мамусе, разумеется, с детьми. Тогда ты поступишь верно. Но убегать посреди ночи, словно ты сделала что-то дурное, – никогда! Я этого не допущу!"

И она уложила меня в постель и, подоткнув одеяло, осталась рядом, бормоча бесконечные молитвы Господу, и Матушке Пресвятой Богородице, и всем святым, пока я не заснула.

Тёмненькая и Светленькая

Наутро Агриппина Ивановна прибыла. И стоило Алексею покончить с завтраком, как я, войдя в столовую, объявила, что желаю с ним побеседовать.

"Ох, ладно, – угрюмо бросил он, следуя за мной в библиотеку. –