Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина

"Не сделала мне ничего плохого? Что ты имеешь в виду? – негодующе спросила я. – Как ты смеешь всё ставить с ног на голову? Жена я тебе или нет – по крайней мере, согласно взятой мной фамилии, – и разве не должен ты относиться к своей фамилии с некоторым уважением – если не наедине, то хотя бы на людях?"

"Ну, вот, я так и знал, что у нас будет сцена", – заметил Алексей, возводя очи горе́ с мученическим видом. Затем, усевшись в большое удобное кресло, закурил сигарету и глубоко вздохнул. "Однако мы можем раз и навсегда с этим покончить, так что говори, что хочешь, а я обещаю выслушать".

"Конечно, ты выслушаешь! Раз и навсегда! Мне надоело терпеть оскорбления, унижения и боль, и я ухожу от тебя сейчас же, сегодня, навеки".

"Ты хочешь сказать, что потребуешь развод?" – спросил он, искренне удивившись.

"Да, именно так. Мы женаты уже скоро три года, и всё это время наш брак являлся жалким провалом, конечно, не считая детей. Они замечательные, и я тебе искренне за них благодарна. Но, Алексей, я не могу больше с тобой оставаться. У меня нет причин для этого. Ты меня не любишь и никогда не любил. С твоей стороны это было лишь физическое влечение и ничего более. Когда же оно прошло, всё, что касалось наших с тобой отношений, полетело в тартарары. Уже в свадебном путешествии ты стал меня унижать. Миссис Гудман … нет, будь добр, не перебивай меня, я выскажу всё, что наболело, а потом ты сможешь отвечать, сколько пожелаешь, – настанет моя очередь слушать … потом была Лидия, а теперь вот учительница. И одному Богу известно, кто ещё бывал с тобой между ними – я имею в виду, какие мимолётные увлечения. И дело не только в женщинах! Твоё пьянство и мою жизнь превратило в кошмар, и разрушило твою. Если б я могла тебе чем-то помочь, я бы осталась, честное слово, осталась. Но я ничего не могу поделать и поэтому ухожу. В конце концов, я должна думать о детях и о себе тоже. Почему я в свои девятнадцать должна, никому не нужная и нелюбимая, вести долгую, полную страданий и одинокую жизнь? Нет, меня обязано что-то ждать впереди, как и любого другого. Так почему бы не начать новую жизнь, пока ещё есть время?" И я сделала паузу, чтобы перевести дух. Алексей же сидел в кресле, сгорбившись, упёршись локтями в колени и обхватив руками голову.

"Послушай, – произнесла я, неожиданно почувствовав охватившую меня жалость, – давай пожмём друг другу руки и по-дружески попрощаемся. Давай останемся друзьями, обычными друзьями, я имею в виду, и будем изредка видеться, хотя бы ради наших детей. Я клянусь тебе, что ты сможешь общаться с ними, когда захочешь, и что я научу их тебя любить и уважать. Так как насчёт этого? Пожмём друг другу руки и пожелаем удачи?"

Алексей выслушал это спокойно, не отрывая глаз от моего лица. По мере того, как говорила, я видела, что он сердился всё меньше и меньше, а когда я закончила, он тут же вскочил на ноги.

"Ты права, Тамара! – воскликнул он, подходя ко мне с протянутыми руками. – Тысячу раз права! Я не из тех, кто женится, и мне не следовало жениться ни на тебе, ни на ком-либо ещё. Дело ведь не только в тебе – все женщины рано или поздно меня утомляют. Я люблю красивых женщин. Однако я также люблю их менять. И причина, по которой мы с Лидией так хорошо ладили все эти годы, в том, что она на меня похожа. Она также никогда не привязывается к одному мужчине – вот почему она меня понимает. Что ж, некоторое время каждый из нас идёт своей дорогой, будучи другому неверным, как дьявол, а потом мы снова сходимся, и не задаётся никаких лишних вопросов. И она весела, да к тому же у неё прекрасное чувство юмора".

"Тогда отчего ты на ней не женился? – спросила я. – Вы же могли бы построить свою жизнь на этом фундаменте взаимопонимания".

"Моя дорогая девочка, я же только что объяснил тебе, что мы оба не из тех, кто женится. Она любит мужчин, я люблю женщин, и мы оба стремимся получать от жизни всё, что можем. Но при всём этом мы с Лидией остаёмся друзьями, реальными друзьями, понимающими друг друга, и эта связь действительно необычайно крепка. Когда я в тебя влюбился и умолял стать моей женой, она меня предупредила, но не ради меня, а ради тебя. 'Не надо жениться на этой малышке, – сказала она. – ты её мизинца не стоишь и лишь сделаешь её очень несчастной'. Она уже тогда знала меня лучше, чем я сам, а ты – пожалуйста, не обижайся – тоже являлась всего лишь мимолётным увлечением, чертовски привлекательным и необычным милым увлечением, как блуждающий огонёк, однако это прошло, как и всё остальное в моей личной жизни".

"Тогда неужели ты не согласишься, чтобы я ушла и была свободной, чтобы хотя бы попыталась найти счастье где-нибудь в другом месте?" – спросила я.

Он молча склонил голову и, взяв мою руку, поцеловал.

"Спасибо тебе за всё, Тамара, и, если сможешь, прости. Береги дочерей, душенька, и пусть в твоей жизни будет настоящее счастье".

На его глаза навернулись слёзы, он резко повернулся и вышел из комнаты.

Меня охватило тёплое чувство. "Я старалась изо всех сил, – подумала я, – и, хотя у меня ничего не вышло, мы, по крайней мере, расстаёмся друзьями. Это хорошо". Я усердно перекрестилась и поклонилась иконам. Да, мы расставались навсегда, но с добрыми чувствами и, превыше всего, с достоинством. Такое, по крайней мере, следовало запомнить.

Однако, увы, мы совсем не учли Агриппину Ивановну, поскольку, когда после обеда рассказали ей о своём решении, та, прищурившись, посмотрела на нас с холодной иронией.

"Итак, вы расстаётесь, словно два воркующих голубка, благородные, и прощающие, и всё прочее, – заметила она. – Хорошо, это ваше дело. Но как же насчёт девочек? Я не понимаю, почему они должны постоянно жить с Тамарой. Ведь, Алексей, в конце концов, это твои дети тоже, и, уверена, ты хотел бы, чтоб они проводили с тобой хотя бы часть года".

"Что касается меня, я считаю, что они