В поисках Солнца - Ален Жербо

первый вечер, листая иллюстрированные журналы и читая французские газеты, потому что прошло больше года с тех пор, как я получал новости из Франции. Но я должен признаться, что после столь долгого перерыва общие новости мало меня интересовали, и больше всего я хотел узнать, как мои друзья выступили на теннисных чемпионатах в Англии и Америке.

Так началось мое пребывание на острове, которое продлилось почти три месяца, три месяца, наполненные слишком многими событиями, чтобы их можно было описать на этих страницах. С самого начала я понял, что в долине царила какая-то меланхоличная апатия. Старые маркизские танцы и игры были запрещены, а деньги, выплачиваемые жителям за урожай копры и выращивание ванили, не могли доставить им настоящего удовольствия.

К счастью, дети сохранили лучшие качества своей расы, и именно с ними я провел самые счастливые моменты, катаясь на волнах и совершая длительные походы в долины. Иногда доктор Г. и я выезжали верхом на лошадях, и когда мы проезжали мимо хижин туземцев, жители выходили и приветствовали доктора словом «Каоха», что является обычным приветствием на Маркизских островах. Для меня было большим удовольствием — почти единственным за все мое путешествие — найти чиновника, который завоевал любовь туземцев.

В течение почти трех недель «Файркрест» стоял на якоре в бухте Таха-Уку, но в канун Рождества, поздно ночью, меня разбудил стук цепи по якорным трубам. Это была шхуна «Хинано», бросившая якорь. Она прибыла из Таити с новым администратором Маркизских островов. В течение следующих нескольких дней в узкую гавань зашли еще три шхуны, и она стала довольно переполненной. Все эти парусные суда принадлежали разным торговым домам, и конкуренция между ними была очень острой. Они были похожи на плавучие универмаги и продавали ткани, рис и консервы, но их основным занятием было приобретение сушеной копры у туземцев. У каждого капитана были свои агенты и шпионы на берегу, которые сообщали ему, когда в одной из долин собирали копру, после чего он немедленно отправлялся туда на своей шхуне. Они использовали всевозможные уловки, чтобы перехитрить друг друга, и всегда блефовали и скрывали свои действия в самой глубокой тайне и загадочности. Так было и с капитаном К., командовавшим «Гисборном». Я познакомился с ним на следующий день после его прибытия, когда я плыл обратно к своей лодке — на расстояние в триста-четыреста ярдов, как я делал это уже несколько дней, поскольку лодка Бертона была на ремонте. Он был так любезен, что послал свою китобойную лодку, чтобы забрать меня на борт, и рассказал мне, что несколько недель назад его маленькая свинка упала за борт и была схвачена акулой, прежде чем кто-нибудь успел ее спасти. В отличие от других капитанов, шкипер «Гисборна» казался очень привязанным к своей лодке и редко сходил на берег. Мы были очень близкими соседями в гавани, фактически на расстоянии крика и заметив мою любовь к таитянским блюдам, он часто приглашал меня поделиться с ним едой, которая обычно состояла из рыбы, подаваемой с соусом из кокосового молока или митиари. Однако даже со мной капитан К. был очень скрытен, когда речь заходила о делах и если он говорил мне, что плывет на запад, я был почти уверен, что на следующее утро увижу его плывущим на восток.

Эта конкуренция между торговцами, занимающимися добычей копры, в некоторых отношениях была очень неудобной. Маркизцы мало заботятся о деньгах, и чтобы добыть копру, некоторые капитаны эксплуатировали их любовь к спиртным напиткам, которые строго запрещены на острове, хотя практически невозможно не допустить их попадания на остров. Один из капитанов, который пользовался большой репутацией как искусный мореплаватель в архипелаге, ходил с Библией под мышкой и использовал любовь туземцев к чудесам и их склонность обсуждать библейские чудеса, которые в некоторых отношениях напоминают их собственные древние мифы, всегда заканчивая тем, что окончательно доказывал святым Павлом, что он единственный, кому они должны продавать свою копру.

30 декабря я оторвался от очарований Атуаны и отплыл на остров Нуку-Хива, расположенный примерно в ста милях к северо-западу. Ветер был очень слабый, но течение быстро унесло меня из залива Тrаitor's Bay в пролив Бордоле, между островами Таху-Ата и Хива-Оа.

Я очень хотел посетить этот северный остров. Я читал и перечитывал очаровательные описания этого места в книге «Тайпи», самой восхитительной из всех книг Германа Мелвилла — на мой взгляд, гораздо лучшей, чем «Робинзон Крузо», — и заслуживающей перевода на французский язык. Очень часто, стоя у руля с книгой в руках, я мечтал об идиллической жизни, которая велась в этих глубоких долинах до того, как белый человек принес туда свою разрушительную цивилизацию.

На рассвете следующего утра остров Уа-Ука находился в десяти милях к северо-востоку. Прямо передо мной, окутанный туманом, Нуку-Хива казался еще более диким, чем остров Хива-Оа. Скалы отвесно обрывались к морю, а их основания били волны, разбиваясь о них с грохотом грома. По правому борту находилась бухта Контроллера, в которую впадала глубокая долина Тайпи. На всем протяжении побережья утесы прерывались маленькими бухтами с восхитительной зеленью, в которые впадали очаровательные долины, а между ними возвышались горные вершины, покрытые короткой травой, выглядящие дикими и мрачными, огромными и пустынными. Кокосовые пальмы возвышались над водой, и вскоре я смог различить узкий вход в бухту Тайоае, по обе стороны от которого две большие скалы, удачно названные часовыми, казалось, были специально поставлены, чтобы охранять его. Между этими двумя скалами ветер стих, дуя лишь небольшими порывами, и «Файркрест» медленно вошел в бухту, которая открывалась полукругом, образуя, вероятно, лучшую гавань для военных кораблей, которую мы, французы, имеем в Тихом океане.

Я бросил якорь в нижней части бухты, у небольшого холма, на котором еще сохранились руины форта. Теперь у меня сложилось впечатление, что я оказался в своего рода круглом бассейне, так как вход в бухту издалека казался очень маленьким. Разрушенные здания, последние следы оккупации острова нашим флотом, свидетельствовали о том, что когда-то остров процветал. Горы, возвышающиеся до величественных высот, образовывали своего рода огромный природный амфитеатр вокруг бухты, берег которой был окаймлен полосами белого песка, сверкающего на солнце или прерываемого маленькими ручьями, стремительно спускающимися из долин, огромными трещинами ослепительно-зеленого цвета между горными вершинами, и все это расходилось лучами от бухты. Так, должно быть, это место выглядело для фрегатов французского адмирала Дю Пети Туара в 1842 году и для Германа Мелвилла, когда он в компании с Тоби сбежал с китобойного судна «Долли» и поднялся в