Прощальный поклон ковбоя - Стив Хокенсмит

и не ответили, но Локхарт рвется в погоню за Лютыми. А я сказал, что у него еще в поезде есть дела.

Услышав слова брата, Уилтраут фыркнул, как старая свинья у корыта с помоями.

– Дела в поезде? И что бы это могло быть? У вас было одно дело: защищать нас от Барсона и Уэлша. И вы с треском провалились. Просто чудо, что грабители не сорвали очередной куш.

Рядом с кондуктором стоял второй незнакомец, джентльмен средних лет с зализанными назад седыми волосами и седыми же усами, подстриженными так аккуратно, что они казались серебристым голубиным перышком, примостившимся на верхней губе. Кондуктор хлопнул седого по спине:

– Слава богу, что хоть наш Моррисон не потерял головы.

Стало быть, я уже видел этого джентльмена – по крайней мере, ствол его винтовки.

Это был тот самый нервный курьер из вагона «Уэллс Фарго».

– Просто выполняю свой долг.

По его губам скользнула быстрая неуверенная улыбка, и перышко усов на подергивающихся губах взлетело и тут же опало.

– И как все было? – спросил его Густав.

– Они велели мне открыть боковую дверь, а я… ну, я не открыл. – Моррисон пожал плечами, будто стыдясь, что ему нечего больше рассказать. – Я вообще их не видел. Они держались в тени вагона.

– Да? А на какой стороне поезда?

– На левой, – ответил Моррисон, немного подумав. – А что, это важно?

Но мой брат не успел ответить – или, зная его, оставить вопрос без ответа, – как дверь с платформы отворилась и появилась Диана Кавео.

Она выглядела свежей, словно стояла не глубокая ночь, а позднее утро: темные волосы уложены, ночную рубашку сменил элегантный костюм серого сукна. Войдя, она одарила нас улыбкой, и я с благодарностью ответил тем же, довольный, что девушка, очевидно, уже не злится на меня за указание Сэмюэлу выпроводить ее из багажного вагона. Уилтраут, впрочем, не улыбнулся.

– Пассажиров просим оставаться в вагонах, – пропыхтел он. – Поезд скоро отправляется.

– О, я на минутку, – ответила мисс Кавео, продолжая лучезарно улыбаться. – Мне только нужно заблаговременно отправить телеграмму в Сан-Франциско. Новость об ограблении наверняка дойдет туда намного раньше поезда, а я не хочу, чтобы родные обо мне беспокоились.

Уилтраут заморгал, изо всех сил стараясь не закатить глаза к небу.

– Мы не можем занимать телеграф личной перепиской. Утром будем в Рино, отправите свою телеграмму оттуда.

– Ну пожалуйста, капитан, – настаивала мисс Кавео, пытаясь польстить ему напыщенным титулом, которым железнодорожники именуют кондукторов. – Мои родители будут вне себя, и, уж конечно, одна малюсенькая телеграмма…

– Если я позволю каждому пассажиру отнимать у нас драгоценное время на «малюсенькие телеграммы», мы простоим здесь всю ночь, – перебил Уилтраут тоном, в котором, помимо произнесенного, читалось: «глупая ты баба». – А теперь немедленно возвращайтесь на свое место.

Непреклонность кондуктора, очевидно, сломила дух леди, и ее спокойная насмешливая личина спала, обнажив нечто гораздо более слабое, слезливое и очень женственное.

– Вы не понимаете. Мне пришлось досрочно уехать с выставки, потому что батюшку разбил удар, а моя бедная матушка – ей так тяжело, так тяжело, что любая тревога, даже самая крошечная, может… ее… – Дрожащий голосок оборвался, и мисс Кавео, поднеся к лицу нежные пальчики, смахнула влагу, блеснувшую в уголках глаз.

– О, ну вот, смотрите, что вы наделали, грубиян вы этакий, – пожурил я Уилтраута. – Ну в самом деле: «Дорогие мама и папа, точка. У меня все хорошо, точка» – сколько это отнимет времени?

– Одна телеграмма – не проблема, капитан, – скромно добавил Моррисон. – И больше пассажиров нет. Почему бы не уважить леди?

Старый предпочел не вмешиваться. Он стоял с отсутствующим видом, словно наблюдал за событиями в телескоп.

– А-а… обратитесь к начальнику станции, – буркнул Уилтраут. – Если у него найдется время отправить ваше сообщение, то и ладно. Но только покороче.

– Благодарю вас. – Мисс Кавео кивнула сперва Уилтрауту, потом Моррисону.

Кивнула она и мне, после чего, уже отойдя, слегка подмигнула.

Как только она оставила нас, дверь с платформы распахнулась снова. Уилтраут вздохнул, издав звук, больше напоминающий рычание, видимо готовясь отшить следующего пассажира, требующего одолжений. Но вошедший явно не соответствовал стандартам «Тихоокеанского экспресса» – разве что его нанимали соскребать с поезда грязь между рейсами.

Это был тучный, с бурундучьими щеками человечек, в одежде настолько измятой, что, похоже, он в жизни не снимал ее, не говоря уже о том, чтобы гладить. Увидев меня со звездой на груди, он расплылся в широчайшей, почти безумной улыбке.

– А-ха! Похоже, сунул нос не в свое дело, топтунчик?

Человечек расхохотался собственной шутке, брюхо у него заколыхалось, полы мятого плаща распахнулись, и под ними блеснуло тусклым металлом нечто приколотое к рубашке.

У него тоже была звезда.

– Ну, может, ты и не знаешь, но ты везучий сукин сын, – сказал он мне, не переставая смеяться. – Последнего железнодорожного сыщика, который попал в лапы к Барсону и Уэлшу, нам пришлось снимать с телеграфного столба.

Полицейский перевел взгляд на Уилтраута, и его безумная веселость приобрела злобный оттенок.

– Но ты-то, пожалуй, еще более везучий, а, кэп? Если работник ЮТ пережил одну встречу с Лютыми, это везение. Но две? Настоящее чудо. Итак! – Он оглушительно хлопнул пухлыми ладошками. – Говорят, на сей раз вы мертвяков привезли.

– Давайте покончим с этим поскорее, – кислым тоном проговорил Уилтраут и, едва не сбив человечка с ног, вышел на платформу.

– Значит, вы шериф?.. – спросил Густав, когда и остальные потянулись за кондуктором.

– Констебль Лек Ривс, гордость и отрада Карлина, штат Невада.

– Ну да, ну да, – пробормотал Старый, явно сомневаясь, что констебль способен пробудить подобные чувства.

Прежде чем мы вышли, я украдкой оглянулся на мисс Кавео, надеясь, что она тоже посмотрит в мою сторону. Увы, ей было совершенно не до меня: она нависла над начальником станции и что-то шептала, а тот записывал ее слова на листке бумаги.

Я повернул голову вперед как раз вовремя, чтобы заметить стремительно приближающийся затылок Моррисона, и резко остановился, едва не воткнувшись распухшим носом в напомаженные волосы курьера.

– Что за черт? – воскликнул Уилтраут.

Заглянув за плечо Моррисона, я увидел, почему все остановились.

Впереди, рядом с поездом, в темноте боролись двое мужчин, и, судя по тому, как яростно они молотили друг друга, драка шла не на жизнь, а на смерть.

Глава восемнадцатая. Диссимуло, или Я представляюсь – и прощаюсь со старым

– Похоже, мелкий побеждает, – хохотнул констебль Ривс, даже не пошевелившись, чтобы разнять дерущихся. Наоборот, он, казалось, невероятно обрадовался: я бы не удивился, если бы он вытащил деньги и предложил сделать ставки. Впрочем, неясно было, на кого из дерущихся поставил бы полицейский, поскольку оба были довольно субтильные.

– Давай-ка, – бросил мне Густав, и мы вдвоем растащили драчунов.

Когда пыль рассеялась, выяснилось, что мне достался доктор Чань, а Старому – Кип.

– Что здесь происходит? – спросил Уилтраут, когда мы отпустили обоих. Я опасался, что кондуктор взревет, как усевшийся на капкан медведь, но он ограничился глухим рычанием. – Немедленно объяснитесь.

Кип поднял с земли упавшую кепку и натянул на голову.

– Хорошо, что я решил посторожить здесь. И поймал китайца: он хотел тайком залезть в багажный вагон через боковую дверь.

– Никуда я тайком не лез! – запротестовал Чань.

– Тише! – оборвал его Уилтраут и указал пальцем на ближайший пульман. – Там пассажиры, которые хотят выспаться.

Он говорил так, будто сам Чань пассажиром не являлся –