Прощальный поклон ковбоя - Стив Хокенсмит

к стулу с правой стороны вагона, у небольшого письменного стола, где, помимо прочего, стояла та самая бутылка, но уже без виски. В углу притаилась небольшая печка, труба которой уходила в потолок. Все остальное пространство занимал лабиринт уложенных друг на друга ящиков и мешков. Единственный ничем не заваленный груз находился на левой стороне, напротив Эль Нумеро Уно: два гроба и нечто длинное и бесформенное, укрытое испачканными кровью простынями. Рядом с телом Пецулло – поскольку это явно было тело покойного, завернутое в саван из подручных материалов, – стояла большая закрытая крышкой кастрюля.

Тут же на одном из гробов примостился Локхарт. Он наконец избавился от пучка сметенных с пола цирюльни волос, который пытался выдать за усы, и без этого украшения, свисавшего из-под носа, как летучая мышь с притолоки, снова стало заметно, насколько он изможден и опустошен.

При виде нас, однако, пустота мгновенно заполнилась яростью. Пинкертон, покачиваясь, встал и передвинул руку к блестящей перламутровой рукоятке револьвера.

– Вот вас-то нам и надо! – поспешно сказал я, выступая вперед и закрывая собой брата. – Мы пришли сменить вас, мистер Локхарт. Сидите тут, стережете заключенного, но ведь это наша обязанность, раз ЮТ нам платит и все такое. Причем, хотел бы заметить, исключительно благодаря вам. Поезд прибывает в Карлин через… что скажете, мистер Уилтраут? Через час? Здесь все равно делать нечего, только задницу отсиживать. И уж поверьте, мы с братом это умеем ничуть не хуже вас. А вы пока могли бы отдохнуть. Думаю, вы и так уже достаточно сегодня потрудились.

По мере того, как я говорил, Локхарт постепенно остывал, и к концу моей тирады пламя в его глазах почти угасло.

– Не понимаю, почему парень вроде тебя хочет стать сыщиком, – хрипло пробормотал он заплетающимся языком. От старикана так разило спиртным, что можно было окосеть, просто постояв рядом: загадка опустевшей бутылки из-под виски волшебным образом разрешилась. – С таким-то подвешенным языком шел бы лучше в политики.

Локхарт заковылял к выходу, так сильно кренясь на левый борт, что, если бы вытянул длинную костлявую руку, почти достал бы до пола.

– Ладно, – сказал он, остановившись передо мной. – Тебя еще как-то можно терпеть.

И пошел к двери, якобы случайно толкнув по дороге Густава.

– Ну что ж, скоро будем в Карлине, – объявил Уилтраут, когда Берл проковылял мимо. – Пожалуй, доверю вам стеречь человека, привязанного к стулу… это все равно только на пятьдесят минут. У меня еще дела. Постарайтесь не разгромить поезд, пока меня не будет.

И тоже ушел.

Эль Нумеро Уно изумленно покачал головой.

– Ну и ну… вас тут любят почти так же сильно, как меня.

– Просто некоторых раздражают приятная внешность и обаяние, – пояснил я.

– Они-то хотя бы никого не убивали, – огрызнулся Кип.

– Так и я не убивал, мой мальчик, – возразил Эль Нумеро Уно. – Я не просто опытный бездельник и самоотверженный алкоголик: по убеждениям я трус… в смысле пацифист.

– Для грязного хобо ты уж больно заковыристо лопочешь, – бросил Кип.

– Я все же король хобо, не забывай, – снисходительно напомнил Эль Нумеро Уно.

– Простите за дерзость, ваше величество, – вмешался я, – но мне доводилось слышать и о других претендентах на этот титул.

– Я слышал о двух-трех десятках, – вставил Кип.

Король хобо широко улыбнулся.

– Одним больше, одним меньше…

Я усмехнулся, а юный разносчик возмущенно покачал головой. Его взгляд скользнул к закутанной в белое фигуре, лежащей на полу, и стоящей рядом с ней кастрюле.

– Вы и правда думаете, что этот оборванец не убивал Джо? – спросил он, обращаясь к моему брату.

– Угу, – кивнул Старый, который, сидя на корточках, изучал пол вокруг стола.

– Что же, по-вашему, произошло?

– Не могу сказать. – Он встал и указал на бутылку: – Это принадлежало Пецулло?

Кип неохотно кивнул.

– У него всегда был где-то припрятан виски. Я сперва не хотел говорить, но, думаю, Джо уже все равно. Он считал Правило Д вроде как… необязательным.

– Правило Д? – переспросил Старый.

Ответил ему Эль Нумеро Уно:

– На железной дороге есть правило: на работе пить запрещено. Если поймают на нарушении, занесут в черный список на всю жизнь. – Бродяга опустил голову, словно сокрушаясь о постигшей человечество трагедии. – Варварство. К счастью, в моей профессии пить на работе практически обязательно.

Брат взглянул на пленника, приподняв бровь.

– Вы были пьяны, когда Пецулло вывалился из вагона?

– Увы, нет. Я был трезв и помню каждую секунду этого ужаса.

– Может, заметили что-то? Указывающее на то, что случилось с проводником.

– Нет. Он появился совершенно внезапно. Во всяком случае, частично появился.

Поезд трясло, а Эль Нумеро Уно был опутан веревками, но мне показалось, что по телу оборванца прошла дрожь.

– Ничто не предвещало. Я даже не слышал крика.

– Не слышал крика… – медленно повторил Старый, словно пытаясь выговорить незнакомое иностранное слово.

– Джо, наверное, так напился, что даже не осознал случившегося, – вздохнул Кип. Он подхватил свой лоток и подошел к большому несгораемому шкафу, стоявшему рядом с письменным столом. Отперев замок, парнишка убрал товар внутрь. – Ну что ж… пойду, пожалуй, спать. Завтра рано вставать, разносить утренние газеты. – Он приподнял фуражку в знак прощания и направился к двери. – Доброй ночи, джентльмены.

Мы тоже пожелали ему доброй ночи – даже Эль Нумеро Уно, – и он ушел.

– Тяжело парнишке, потерял друга, – сказал я.

Густав подошел к гробам.

– Смерть – всегда тяжело. – Он встал на колени и провел рукой по крышке одного гроба, потом второго. – Забавно… проповедники твердят, что смерть – великий уравнитель. Однако и сейчас можно сказать, кто богат, а кто беден. – Старый стукнул костяшками пальцев по более темному гробу. – Латунная отделка и красное дерево для джентльмена. – Потом стукнул по другому гробу, и тот ответил странно глухим звуком. – Веревочные петли и сосна для бедняка.

Он опустился на более солидный гроб, как на скамейку, в точности как Локхарт до этого. В другое время я бы напомнил брату об уважении к мертвецам, но сейчас Густав с его мертвенной бледностью и запавшими глазами смотрелся на гробе вполне естественно.

– Знаете, просто чудо, что и вы не оказались среди наших друзей в этих ящиках, – заявил он нашему пленнику. – Боже милосердный, забраться под вагон поезда!.. Вряд ли убежденный трус решится на такое.

– Не станешь королем хобо, если не готов иногда рисковать, – напыщенно произнес Эль Нумеро Уно, попытавшись выпятить грудь. Но тут же снова ссутулился и усмехнулся с иронией: – Я, конечно же, предпочитаю ездить на глухой сцепке. Как всякий нормальный человек.

– На глухой сцепке? – переспросил я.

Хобо кивнул, явно довольный представившимся случаем поведать о своих навыках.

– Это место между вагонами, где нет дверей. Например, между почтовым вагоном и тендером или между багажным и почтовым вагонами. С поезда тебя там никто не увидит, зато ты как на ладони для тех, кто не в поезде. Заснешь и проснешься на следующей станции от удара полицейской дубинкой по голове.

– А бродяги когда-нибудь пытаются проникнуть внутрь поезда?

Эль Нумеро Уно воспринял вопрос Густава как пощечину.

– Не знаю ничего о бродягах, – вспыхнул он, – а также об оборванцах и побирушках. Я хобо, сэр.

– Простите невежество моего брата, – вмешался я, стараясь изобразить возмущение, хотя не имел понятия, чем именно хобо лучше любого другого бродяги. – Ему следовало поставить вопрос так: «Ваше величество, случается ли вашим подданным или менее достойным скитальцам неофициально занимать места в вагонах?»

Эль Нумеро Уно удовлетворенно кивнул и улыбнулся.

– Очень хорошая формулировка, – одобрил он. – В товарных вагонах – сколько угодно, но хобо ни за что не полезет в вагон пассажирского поезда. Воры и бандиты, впрочем, неоднократно пытались. Какой-то болван несколько лет назад даже проник в поезд вот в таком ящике. – Он кивнул на гробы. – Когда недоумок решил выскочить и ограбить поезд, проводник