Прощальный поклон ковбоя - Стив Хокенсмит

class="p1">Мы расступились, чтобы дать соседке пройти на свое место, причем невозможно было не заметить, что Хорнер, в отличие от миссис Кир и меня, отступил не так уж далеко. Однако мисс Кавео вовсе не спешила скрыться за шторками на своей полке, а вместо этого задержалась в проходе.

– Обсуждаем волнующие события дня?

– Да, мисс, – ответил я. – Правда, мы не открыли бы вам ничего нового, ведь вы сами были снаружи и все видели.

– Надеюсь, вы не собираетесь сказать, что я вела себя неподобающим для леди образом? – Она произнесла эти слова с улыбкой, однако тон предупреждал, что отвечать следует осторожно, если не хочешь лишиться расположения дамы.

– О нет. Просто рад, что с вами ничего не случилось, когда вокруг засвистели пули.

– Мистер Хорнер тоже очень переживал. Когда раздались выстрелы, он сразу бросился на меня, повалил на землю и улегся сверху. Закрыл меня своим телом.

Хорнер прижал обе руки к сердцу и поклонился настолько низко, насколько это было возможно в тесном коридоре.

– Любой джентльмен на моем месте поступил бы так же.

– Воистину, не перевелись рыцари на свете, – сухо заметила мисс Кавео.

– Воистину, – поддакнула миссис Кир, и обе женщины слегка усмехнулись.

– А вы с братом были в самой гуще событий, – повернулась ко мне мисс Кавео.

– Густав любит погуще, это да.

– Это что, его профессия? – спросила миссис Кир. – Или, скорее, хобби?

– Да-да, чем вы оба вообще занимаетесь? – встрял Хорнер.

На мне скрестились три вопрошающих взгляда. Я судорожно искал выход – то есть придумывал правдоподобную ложь, – но тут раздался знакомый резкий окрик:

– Отто!

Я обернулся и заметил в дальнем конце вагона Старого, причем вид у него был раздраженный.

– Прошу меня извинить. Кажется, мамочка зовет.

Я отдернул занавеску у нашей полки, схватил саквояж и поспешил прочь по проходу. Прежде чем удалиться на достаточное расстояние, я успел услышать, что Хорнер снова перевел разговор на встречу миссис Кир с Лютыми. Он настаивал, чтобы мисс Кавео осталась и вместе с ним выслушала рассказ – скорее всего, чтобы полуодетая юная леди не ускользнула к себе на полку.

Ближе к концу вагона мне преградила путь пара в одинаковых ночных рубашках: мальчишки-близнецы, которые сели на поезд со вдовой в трауре. Вполне симпатичные, лет шести, с круглыми, как у бурундучков, щеками, блестящими глазами и такими пышными золотистыми кудрями, что, пожалуй, сорванцы могли бы прятать в них рогатки и лягушек, и мать нипочем бы не нашла.

– Тебя как зовут? – спросил меня один из них.

– Отто. Но друзья называют меня Верзила Рыжий. А вас как звать?

– О-о, – протянул один близнец.

– А-а, – подхватил второй.

Мальчишки переглянулись с разочарованным видом.

– Я Марлин. А он Харлан, – сказал тот, что заговорил первым.

– Мы слышали, Берл Локхарт едет с нами в поезде, – добавил его брат. – Подумали, вдруг это ты.

– Спасибо, ребята, это большая честь. Но я не пинкертон. – Я показал за спину большим пальцем. – Но насчет Локхарта все правда. Он вон там, сзади. Малый в клетчатом костюме и с прической наподобие енотовой шапки. – Я наклонился и понизил голос: – Он едет под чужим именем, понимаете? Всем представляется Честером К. Хорнером. Но, уверен, если как следует попросите, Берл покажет вам свои шестизарядные револьверы.

– Вот это да! – сказал Марлин.

– Идем! – сказал Харлан.

Они протиснулись мимо меня и устремились назад по проходу.

– Я уж думал, ты сквозь пол провалился, – сказал Густав, когда я подошел к нему. Брат стоял последним в очереди в туалет, хотя его наверняка бы пропустили вперед – он был бледен и покрыт испариной. Его снова мутило.

Поймав мой испытующий взгляд, брат поспешил отвернуться к тому, кто стоял перед ним в очереди: доктору Гэ Ву Чаню.

– Ведь вас же так друг другу и не представили, не так ли? Доктор Чань, это мой брат, Отто.

– Здорово, док.

Я ожидал поклона, на который сразу ответил бы, и тогда мы могли бы столкнуться головами, что неизменно случается с комическими китайцами на представлениях в мюзик-холлах. Однако вместо этого доктор Чань протянул руку, и мы обменялись рукопожатиями. Косичку он не носил, а по тому, что носил, – темному костюму, очкам в проволочной оправе, начищенным до антрацитового блеска ботинкам – его можно было бы легко принять за родовитого плутократа, чьи предки прибыли в Америку на самом «Мэйфлауэре», – если, конечно, не обращать внимания на глаза.

– Рад знакомству, – сказал Чань, и это прозвучало искренне. Когда ты единственный китаец в поезде, битком набитом белыми, наверное, будешь рад всякому, кто заговорит с тобой, а тем более пожмет руку. – Я как раз говорил вашему брату о некоторых известных мне средствах от…

– Да-да… спасибо, док, – перебил Густав. Он кивнул на проход в нескольких футах от нас, за которым находился передний тамбур, а дальше – багажный вагон. – Наш друг Локхарт, кажется, так оттуда и не выходил.

Чань напрягся.

– Всё так и есть. Мистер Локхарт до сих пор там, – неохотно согласился он, как будто мой брат затронул тему, недопустимую по правилам этикета. – А откуда вы его знаете?

– О, пожалуй, можно сказать, что мы коллеги, – отмахнулся Старый от вопроса, будто от пушинки на рукаве. – Вы из Чикаго едете?

– Да, – кивнул Чань, все еще настороженно. – Я провел там всю весну, готовился к Колумбовой выставке. Вы, может быть, слыхали о нашей пагоде? Китайская экспозиция.

Мы с Густавом кивнули. Последние месяцы я читал брату вслух статьи о выставке из журналов и газет, а Хорнер и миссис Кир вспоминали о чудесном китайском храме, который там посетили.

– Я один из организаторов, – сказал Чань, и в его сдержанном тоне звучала гордость. – Планировал провести там все лето и руководить работой павильона. К несчастью, возникло личное и довольно срочное дело, которое требует моего присутствия в Сан-Франциско.

– Но с Локхартом вы встретились только в Огдене.

– Ваша правда, – медленно проговорил Чань, явно встревоженный осведомленностью моего брата о его передвижениях. – От Чикаго до Огдена меня сопровождал другой коллега мистера Локхарта, а он будет моим спутником до конца поездки.

– Ясно, – сказал Старый.

Мне, кажется, тоже стало все ясно. Пусть железные дороги и построены главным образом на горбу китайцев, это вовсе не значит, что сами китайцы могут свободно по ним ездить. Скорее наоборот: на пути экспресса лежат городки, где убийство наглого «желтого дьявола» сочтут похвальным и общественно полезным поступком.

Мы с Густавом ни к кому не питали подобной ненависти, потому что наши родители были рьяными аболиционистами и не терпели разговоров о превосходстве или неполноценности одних, других или третьих. Правда, по причинам, так и оставшимся неизвестными нам, наша добрая старая муттер питала сильнейшее предубеждение против категории людей, именуемых техасцами.

Как бы то ни было, вовсе не нужно самому испытывать чувства, чтобы уразуметь их, и я понимал, что китайцу, если он торопится и располагает деньгами, остается одно: нанять пинкертонов, чтобы путешествие прошло гладко.

– Ну что ж, удачи в вашем «срочном деле», – сказал Густав. – У меня остался еще один последний вопрос, и мы пойдем.

– Пойдем? – Я не знал, что мы с братом куда-то идем: мне казалось, что мы посетим туалет, а затем сразу завалимся спать.

– Вы, случайно, не видели, не выходил ли кто из этой двери прямо перед тем, как сработали тормоза? – спросил Чаня Старый и снова кивнул на проход в багажное отделение. – Или, может, сразу после.

Китаец пожал плечами.

– Нет. Я не смотрел в эту сторону. Перед тем как мы остановились, я читал. А потом глядел в окно, высматривая бандитов, как и все остальные.

– А Локхарт? Он уже вернулся на свое место к тому моменту, когда поезд остановился?

Чань нахмурился, и на секунду мне показалось, что братец все же перешел границы и терпение