По дороге в Карфаген - Олег Викторович Таран

– Царь! Разреши и мне… – начал было Массинисса, который почувствовал, что и ему передалось общее боевое настроение. В этот раз он был со всеми, на глазах отца, не то что тогда – один на один с караульным разбойников. Теперь царевичу не было страшно, и он был готов сразиться с врагом. К тому же рядом были верный и надежный Бодешмун и еще Оксинта. С ними он ничего не боялся.

Однако Гайя строго сказал:

– Даже не думай, царевич! Твой долг – живым добраться до Карфагена! Это главное, что бы ни случилось! А навоеваться за свою жизнь ты еще успеешь, уж поверь мне… – Затем, оглянувшись на своих воинов, царь ободряюще улыбнулся им и пошутил: – Парни! Кажется, нам придется отработать деньги уважаемого Анибы! Ну что ж, заодно и разомнемся как следует!

В рядах царской сотни послышался дружный смех. Воины с радостью встречали возможность сразиться с врагом, пусть и более многочисленным. Восемьдесят всадников рванули вперед, на помощь передовой десятке, которая уже вступила в бой, давая возможность основным силам сотни развернуться в боевой порядок. Царский знаменосец быстро передал Бодешмуну зачехленное знамя и бросился догонять остальных. Ускакал вместе со всеми и Балганон.

Атакующие нападали без флага, так обычно делали разбойники, которым не было необходимости себя идентифицировать. Скоро эти всадники приблизились и стали уже различимы. Все они были в темных развевающихся плащах с надетыми на головы капюшонами. Разбойники, атакуя, старались не показывать лиц, ведь некоторые из них потом продавали свою добычу в городах, а выжившие жертвы нападений могли узнать их на рынках. Доспехов под плащами у этих всадников видно не было, у каждого по одному или по паре дротиков. Они явно были хуже вооружены, чем воины царской сотни, но нападающих было втрое больше, и настроены они были решительно.

– Кто это, Бодешмун? – поинтересовался царевич, глядя, как нападающие и железная сотня вот-вот должны были схлестнуться в схватке в степи. Ему стало страшновато при виде того, что врагов было втрое больше. Он начал волноваться за отца, да и за остальных воинов, с которыми уже так сдружился за время своего продолжительного путешествия. Не выдержав, он раздраженно крикнул: – И где люди Муттина, когда они так нужны?!

– Нападают по-разбойничьи… – глядя на манеру действий нападающих, спокойно оценил наставник. Казалось, что его совсем не заботит то, что врагов было больше, чем воинов царской сотни. – Вот только плащи меня смущают: они им больше мешают в бою, но эти люди почему-то не снимают их.

– Они прячут свою одежду и лица, – проговорил Оксинта. – Это, скорее всего, не разбойники, а местные, которые стараются выдать себя за них.

– Похоже, ты прав, – задумчиво сказал Бодешмун и, обращаясь к царевичу, пояснил: – А люди Муттина, видимо, ушли слишком далеко… Но ты не беспокойся! Царь и наши парни справятся с ними. Вот увидишь!

И все же царевич не был так уверен, уж больно грозно выглядели атакующие, которых к тому же было намного больше.

На глазах Массиниссы, его телохранителя, Оксинты и воинов молодой десятки, охранявших караван и имущество сотни, развернулось классическое нумидийское кавалерийское сражение. Две конные лавы неслись навстречу друг другу с дротиками наготове. Когда между противниками оставалось десятка полтора-два метров, воины разъезжались параллельно друг другу, выстраивались в боевой круг и метали друг в друга дротики. Попасть в движущуюся мишень, двигаясь при этом самому, непросто, и потому попадания были не так часты. Однако среди бездоспешных нападающих стали появляться убитые и раненые, в то время как конники царской сотни, лучше защищенные, потерь в этой перестрелке не имели.

Израсходовав метательные снаряды, всадники достали мечи и вступили в рукопашный бой. Зазвенели звонко мечи, клинки которых ярко сверкали на солнце. Среди этого звона раздавались крики раненых, стоны и хрипы умирающих. Зрелище было жутковатое.

– Справятся ли наши? – поинтересовался обеспокоенный Аниба, подъехав к царевичу и Бодешмуну с Оксинтой. – Их ведь гораздо меньше…

– Зато наши сражаются лучше! – раздраженно сказал Бодешмун. – Не бойся, купец! Тебя и твое добро сам царь защищает! Расскажешь потом об этом в своей Утике!

В рукопашной схватке у легковооруженных нападающих шансов победить лучше подготовленных и защищенных доспехами воинов царской сотни было еще меньше. Хотя на каждого бойца Гайи было по три разбойника, эта разница в кровавой беспощадной сече стала очень быстро сокращаться. Было видно, что, в отличие от тренированных и привыкших к долгим сражениям воинов царской сотни, некоторые из их врагов начинали уставать и стали уклоняться от противостояния.

Массинисса впервые видел настоящий бой и чувствовал, как внутри пробегает неприятный холодок. Он представлял себя на месте сражающихся, и ему было немного страшно. А еще он переживал за отца, который бесстрашно бросался в самую гущу схватки. Его верный Харемон тенью следовал за ним, едва успевая спасать царя от ударов в спину.

Царевич покосился на стоявших рядом с ним Бодешмуна и Оксинту. Он поразился, как одинаково вели себя эти опытные воины. Наставник вцепился обеими руками в поводья так, что его смуглые кулаки буквально побелели, и чуть покачивался в седле, словно уворачиваясь от ударов. Его боевому коню передавалось волнение всадника, и он переминался с ноги на ногу, периодически удивленно поглядывал на седока, словно говорил: «Хозяин, что мы здесь делаем? Битва-то вон там!»

Бодешмун наконец обратил на него внимание и успокаивающе провел рукой по конской гриве:

– Не сегодня, приятель…

Оксинта то щурился, словно прицеливаясь перед броском дротика, то поднимал руку, собираясь сказать, где нужно атаковать и на что обратить внимание. Он тоже явно рвался в сражение, и только строгий приказ царя удерживал его рядом с царевичем.

Массиниссе, с одной стороны, было спокойнее находиться рядом с ними обоими, с другой – ему было немного стыдно перед ними. Было неприятно, что у него еще нет боевого опыта и, кроме волнения и страха, он пока ничего не испытывает при виде сражения. «Неужели я трус?» – подумал он и почувствовал, как кровь приливает к лицу. Царевич положил руку на рукоять меча, погладил ее, и бешено колотившееся сердце стало стучать ровнее и медленнее. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, и ему стало немного спокойнее.

Битва и так уже начала склоняться к победе царской сотни, а тут еще неожиданно среди нападающих раздался громкий отчаянный крик на нумидийском языке:

– Окружают! Уходим!

На горизонте появились всадники