Стихи. 1964–1984 - Виктор Борисович Кривулин

в окнах небо живое

в окнах живое Боже!

3

это плач по людям чьи лица

подобны овальным торцам

бревен

в концентрических кольцах

коловращения черт

это вопль о СплошномЧеловеке

о Человеке-Пространстве

белые цирки часов

где каждую четверть востока

отмечал удар топора

и воскресший плакал малевич

4

их будущее стало

областью ностальгии

лотосом буддообразным

в озере синей стали

затененные облаками

лики озер духовных

высветляются изнутри

и над ними сирин-летатлин

с веткой хрустальной в клюве

5

не дело словесное дело не дело

но слово

о сказанном если и скажешь оно бессловесно

одно бессловесное белое

белое в белом

явление дыма в селении бедном

где сельский словесник

(полено в негнущихся пальцах, тетрадка

да несколько спичек)

низводит Огонь Гераклитов на хаос древесный

из Хаоса и беспорядка

и в дерево деревом тычет

6

– соловецкие розы безречья

поляны частой морошки

тяготное покрывало

мелкоцветная ткань

и фамилия эта «флоренский» –

чтобы цвести на снегу

в дантовом скрежете звезд

в режущих колющих брызгах

не орет бывший охранник

не вздрагивает озираясь

бывший философ бывший

узник небытия

соловей деревянный и роза

ледяная в горящих пятнах

крашенные анилином

роза и соловей

7

словоелье. ночь на снегу

в рождественской проруби

звезды парные

наклонился олень

убиенный в шестнадцатом веке

изображенный

мастером зимней охоты

в беге, в паденьи

в разделке тела на части

наклонился и видит

свое лицо человека

слепнущего с годами

рогового стрелка

«да нет же, не сюжет! но это рядом…»

да нет же, не сюжет! но это рядом –

и мгла и влага и огни

как разгораются – откуда ни взгляни –

перед мерцающим незакрепленным взглядом

мы, окруженные, мы, в каплях созерцанья

но рядом с будущим простым

где мгла и влажное холодное мерцанье

и в облако переходящий дым

мы, родовую память отрывая

на третьем поколеньи на четвертом

небесном Риме –

мы – настоящее как пауза живая

кружит и стелется над озером просторным

и нет истории не утонувшей в дыме

Вопрос и восклицание

«зачем?» зародыша и старческого «нет!»

герметизованное эхо

я вижу смерть как шаровой портрет

как то что остается после смеха

она, живейшая из нас

теплом и тлением дыша куда-то в спину

промеж лопаток выдышет рассказ

что потеряла-ищет сына

и с теплым воздухом, согретым

ее дыханием, ты поднят над собой

к таким же легким звездам и планетам

к такой же лампочке полуслепой

я свет пульсирующий рвущийся неровный

оранжевая кожура

у монгольфьера над жаровней

в солярных символах и отсветах костра!

«их переписка их заметки…»

их переписка их заметки

их дневники

на дне разрушенной беседки

на радужной поверхности реки

когда с господского обрыва

так выразительно горя

зрачки расширились и ткань заговорила

но беспорядочно и зря –

как раз тогда – при возгораньи сцены

любовной (разве только о любви

их разговор с оттенком социальным?

Такой филологической змеей

обвитый ствол? таким зеленым соком

напитанное соприкосновенье?) и тогда

я классика захлопнул я услышал

нездешний шум из траурной коробки

соприкасанье голоса и треска

как бы живые с мертвыми сплелись

и хрустнули и посинели пальцы

и можно долго всматриваться вниз

внимательно и медленно, пока

глаза не взмолятся и слух не отворится

но где-то сбоку, у виска

«и чудо взаперти, несомое враскачку…»

и чудо взаперти, несомое враскачку

на тонко тренькнувших рессорах

и скот жующий транспортную жвачку

и мебельный жучок живущий в разговорах

и даже «и» в простых перечисленьях

словесных обликов на фоне беловом

сознанья зимнего и жаркого сближенья

окраин полыньи, пылающей огнем

все это есть как если бы не стало

всего оставленного за неправильным окном

строфы из древнего простого матерьяла

строфы из дерева досмыслового

строфы узорчато-некрашеного слова

и чуда, чуда взаперти!

«перед агрессией беззвучья…»

перед агрессией беззвучья

ты отступаешь тишина

переступая сломленные сучья

входя в отравленные имена

в газеты зимние садов

где ветви срезаны и вдруг обнажено

в деревьях – состоянье литер

как бы свинцом подземных словолитен

оттиснув новости извечные давно

политика вошла в природу

и без того условную, в цитатах

и театральных перспективах

аллей упершихся куда-то

в какой-то скомканный отрывок

известного стихотворенья

сюда попавшего с кавказа

и вместе с местным колоритом

с дымком походного рассказа

с полком души полуразбитым

дожившего до сообщенья

о действиях за гиндукушем

где на гранатовых деревьях

живые распускались танки

перед афганкой благородной

«снова горы и воды и горы как воды и воды…»

снова горы и воды и горы как воды и воды

воздвигаются в перистый путь

возвышаются