Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

на провал,

может, премьера пройдет получше.

Е л е н а.

Но ведь она сегодня вечером!

Б е н ь я м и н.

В изысканнейшем баре.

За дело!

А то еще номер и впрямь провалится.

Береженого бог бережет.

Д я д я  С о к р а т (глядя на пожарную лесенку).

Сходни спущены. Дама — первой.

Е л е н а.

Всегда мне боязно —

еще свалюсь кому-нибудь в объятья.

Тут надо осторожно, потихоньку.

Во время следующего эпизода вся троица спускается по пожарной лесенке.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Внизу под аркадой одетая медсестрой  Л и в и я  встречается с  Л а з а р е м, который идет с противоположной стороны сцены.

Л и в и я (приближается к Лазарю).

Не узнаете, сударь?

Л а з а р ь.

Наверное, вы в лазарете

за мной ухаживали на войне?

Прошло ведь столько лет… Не узнаю.

Л и в и я.

Припомните свой роковой, свой черный день…

Л а з а р ь.

Не вы ли делали примочки,

когда мне стало плохо после шахматного матча,

проигранного год тому назад?

Л и в и я.

Я — пани Ливия Кукушка.

Л а з а р ь.

Мне ваше имя хорошо знакомо.

Л и в и я.

Так, стало быть, жена к вам возвратилась,

вы счастливы и все давно забыли.

Л а з а р ь.

Моя жена? Она не возвращалась.

Простите, что не сразу вас узнал.

О, это катастрофа! Упрекаю

себя за то, что отпустил Елену.

Не знаю даже, что с ней, где она…

Как вы меня разволновали…

Опять мне плохо, как тогда…

А ведь сегодня все должно решиться, —

я в карловарском матче состязаюсь

на званье чемпиона.

Л и в и я.

Пытаетесь забыться… Это трудно.

Л а з а р ь (думая уже о чем-то своем).

Да, нелегко.

Л и в и я.

Дни напролет я с нервными больными,

хотя они не столь уж и больны,

а вот мою никто не лечит рану…

Л а з а р ь.

Да-да, да-да…

Л и в и я.

Мой муж…

Л а з а р ь.

Прощайте, пани! У меня

доигрыванье. Мужу —

поклон.

Л и в и я (удивленно).

Вы просите Кукушке поклониться?

Л а з а р ь (очнувшись).

Ах, нет!

Опять я с кем-то спутал эту пани…

С чего бы кланяться мерзавцу!..

Л и в и я.

Мой муж по-своему несчастлив.

Л а з а р ь (раздраженно).

Несчастлив! Но ведь подлость сделал он,

а не — ему. Так поступать негоже.

Вы, очевидно, снова вместе

и оба здесь? Отец мне говорил,

что получил от частного бюро

уведомленье о приезде

Кукушки на курорт на этих днях.

Л и в и я (скептически).

Опять меня вы путаете с кем-то?

Л а з а р ь.

Нет, нет, вы — Ливия Кукушка.

Отец сюда приедет тоже.

На встречу с детективом.

И если вам угодно, то, пожалуйста,

вы можете подробности узнать.

Л и в и я.

Еще бы не угодно!

Хоть что-нибудь проведать!

Вы так добры. Надеюсь, что и впредь

мне не откажете в своем сочувствии.

Л а з а р ь.

Мы будем жить на этой вилле.

Пойдемте, если вам угодно!

Дождитесь детектива, а меня

избавьте от необходимости

сидеть на привязи и ждать отца!

Л и в и я (направляется с Лазарем к вилле).

Благодарю. Так вы надеетесь

на возвращение жены? Она

хорошая, порядочная женщина.

Мне больно видеть, как вы исстрадались.

Л а з а р ь (покорно).

Что было, то ушло. Пасую.

Бороться не хочу впустую.

Бог дал — бог взял. Авось он щедр

и как-то возместит ущерб.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Е л е н а, Б е н ь я м и н, д я д я  С о к р а т.

Елена, спустившись вместе с Беньямином и дядей Сократом по пожарной лесенке, подходит к киоску.

Е л е н а.

Еще недельки три на этой вилле —

и я заправской акробаткой стану!

Проклятье патентованным замкам!

Ни изнутри их, ни снаружи

не отпереть…

Б е н ь я м и н.

Точь-в-точь как сердце у Елены.

Е л е н а.

Оно принадлежит тому, кто мертв. Молчок!

Б е н ь я м и н.

Лишь потому принадлежит, что мертв?

Е л е н а.

Возможно!

Б е н ь я м и н.

А вы за старое опять…

Свои иллюзии умерьте!

Чего и жизнь не в силах дать,

нередко удается смерти.

При жизни хоть мерзавцем будь —

могила увенчает нимбом.

Но этот культ — мура и муть.

Не чту его. Покончить с ним бы!

Иллюзия — товар гнилой,

да и рискованный к тому же.

Сентиментальности долой!

Плач в тягость нам, живым, а мертвым он не нужен!

Е л е н а.

Смерть вносит ясность, как любой

финал, снимая знак вопроса.

В воспоминаньях глохнет боль,

хотя жилось отнюдь не просто.

Рождают, как тоску — туман,

иллюзию — воспоминанья.

Увядший сад уже не вянет,

листва свежа, и плод румян.

Б е н ь я м и н.

Пускай червив, зато красив на вид,

и ветки от плодов отвисли…

Е л е н а.

Иллюзия живой водой кропит,

и вдовы счастливы в известном смысле!