Избранные произведения драматургов Азии - Мохан Ракеш

П и с а т е л ь. Ты уже третий раз грозишься не звать меня.

Т е т у ш к а. Делай как знаешь… Все пишет, и пишет, и пишет. И какой от этого писания толк? Один бог знает… (Уходит, продолжая ворчать.)

Писатель перечитывает написанное. Читая, спускается со сцены. Появляется  д е в у ш к а. Будем называть ее Манаси. По-бенгальски это значит «Мечта» — имя довольно распространенное.

М а н а с и. Закончил?

П и с а т е л ь. Нет.

М а н а с и. Не хочешь почитать мне?

П и с а т е л ь. Я ничего не написал. (Рвет свои листки.)

М а н а с и. Зачем ты это сделал?

П и с а т е л ь. Затем, что это ерунда. Мне не о чем писать.

М а н а с и. Не о чем писать?

П и с а т е л ь. Не о чем. И не о ком. Кого я знаю?

М а н а с и (указывая на зал). А вот эти все люди? Разве ты никого из них не знаешь?

П и с а т е л ь. Кое-кого знаю. Тех, что похожи на меня. Но о таких, как я, пьес не пишут.

М а н а с и. Но может быть, ты попробуешь?

П и с а т е л ь. Пробовал. (Выбрасывает порванные листки и возвращается к столу.)

Манаси, помедлив минуту, уходит. Писатель резко поворачивается и сбегает в зрительный зал. Навстречу поднимаются  ч е т в е р о — минуту назад они искали свои места. Писатель — еще со ступенек — обращается к ним.

Эй, вы, вот вы, вы!

П е р в ы й. Простите, вы мне?

П и с а т е л ь. Будьте добры, поднимитесь на сцену.

В т о р о й. Мы все?

Т р е т и й. На сцену?

П и с а т е л ь. Вы все. На сцену. Если не возражаете.

Четверо поднимаются на сцену.

П е р в ы й. Теперь куда?

П и с а т е л ь. Вот сюда, пожалуйста. Вот, вот ступеньки… Простите, как вас зовут?

П е р в ы й. Амал Кумар Бос.

П и с а т е л ь. А вас?

В т о р о й. Бимал Кумар Гхош.

П и с а т е л ь. А вас?

Т р е т и й. Камал Кумар Сен.

П и с а т е л ь. А вас?

Ч е т в е р т ы й. Нирмал Кумар…

П и с а т е л ь (яростно обрывает его). Неправда! Амал, Бимал, Камал, Нирмал — так не бывает! Анекдот какой-то! Том, Дик, Джон! Как вас зовут, я спрашиваю?!

Гаснет свет. Сцена погружается почти в полную темноту. Амал, Бимал и Камал отступают в глубь сцены. Четвертый остается в центре.

Как вас зовут?

Ч е т в е р т ы й. Индраджит Рой.

П и с а т е л ь. Почему же вы назвались Нирмалом?

И н д р а д ж и т. Боялся.

П и с а т е л ь. Чего боялись?

И н д р а д ж и т. Потерять покой. Когда перестаешь играть по правилам, теряешь покой.

П и с а т е л ь. Вы всегда называли себя Нирмалом?

И н д р а д ж и т. Нет. Первый раз.

П и с а т е л ь. Почему?

И н д р а д ж и т. Годы идут. С годами начинаешь бояться. Боишься даже счастья. С годами начинаешь хотеть покоя. Полного покоя.

П и с а т е л ь. Сколько вам лет?

И н д р а д ж и т. Сто? Двести? Не помню. По свидетельству о рождении — тридцать пять.

П и с а т е л ь. Где вы родились?

И н д р а д ж и т. В Калькутте.

П и с а т е л ь. Учились?

И н д р а д ж и т. В Калькутте.

П и с а т е л ь. Работаете?

И н д р а д ж и т. В Калькутте.

П и с а т е л ь. Женились?

И н д р а д ж и т. В Калькутте.

П и с а т е л ь. Умерли?

И н д р а д ж и т. Я еще жив.

П и с а т е л ь. Уверены?

Пауза.

И н д р а д ж и т. Нет. Не уверен.

Сцена медленно освещается. В центре сцены неподвижно стоит Индраджит. В глубине сцены Амал, Бимал и Камал. Их взгляды застыли, устремленные в какую-то точку в глубине зрительного зала. Писатель медленно шагает по сцене и говорит нудным голосом утомленного учителя.

П и с а т е л ь. По переписи тысяча девятьсот шестьдесят первого года население муниципальной части Калькутты составило два миллиона девятьсот двадцать семь тысяч двести восемьдесят девять человек. Приблизительно два с половиной процента населения получили высшее университетское образование. Их называют по-разному. Но в целом они составляют «средний класс». Это «интеллектуалы», хотя, приведись им жить своим интеллектом, они умерли бы с голоду. Это «образованные люди» — если считать университетский диплом доказательством образованности. Это «элита», потому что они все время подчеркивают свою обособленность от масс. Это Амал, Бимал, Камал.

Амал, Бимал, Камал стоят преувеличенно самодовольные, с горделивым видом. Входит  т е т у ш к а.

Т е т у ш к а. Ты обедать будешь?

П и с а т е л ь. Нет.

Тетушка уходит. Входит  М а н а с и.

М а н а с и. Ты что-нибудь написал сегодня?

П и с а т е л ь. Нет.

М а н а с и  уходит.

(Продолжая.) Я уже написал несколько пьес. Хочу писать еще. Я ничего не знаю об угнетенных массах. Я не знаком ни с одним рабом угольных шахт. Не знаю тех, кто возделывает рисовые поля. Рыбаки с Ганги, сантальские племена, цыгане, заклинатели змей — да никого из них я не знаю. А те, кто мне знаком, кто окружает меня, они бесформенны, бесцветны и бессмысленны. В них нет драматургического начала. Это Амал, Бимал, Камал. И Индраджит — тоже.

Гаснет свет. Полная темнота.

Г о л о с  п и с а т е л я. Это я — Амал, Бимал, Камал. И Индраджит — тоже я.

Как эхо, подхватывает его слова хор голосов, шепчущих в темноте.

Х о р.

Амал, Бимал, Камал. И Индраджит.

Амал, Бимал, Камал. И Индраджит.

Бимал, Камал. И Индраджит.

Камал. И Индраджит.

И Индраджит.

Индраджит.

Индраджит.

Индраджит.

Оглушительный взрыв музыки топит шепчущие голоса. Яркий свет. Чрезвычайно резкий, ослепительно белый, который нигде не дает полутени. Сцена пуста. Музыка резко обрывается. Входит  И н д р а д ж и т. На нем та же одежда, тот же грим, но выглядит он значительно моложе. Входит  А м а л, который изображает профессора. С этой минуты все, кто появляется на сцене, слегка походят на марионеток. Амал, Бимал и Камал играют свои роли по пьесе. Ни их жесты, ни их голоса не утрируются — просто в их движении появляется механический ритм, смешной и жалкий одновременно.

А м а л. Зачетка номер тридцать четыре?

И н д р а д ж и т. Да, профессор.

А м а л. Тело продолжает оставаться в состоянии покоя или в состоянии неизменного движения по прямой до тех пор, пока не оказывается под воздействием внешних факторов, изменяющих это состояние.

А м а л  уходит. Индраджит стоит, не меняя позы. Входит  Б и м а л.

Б и м а л. Зачетка номер тридцать четыре?

И н д р а д ж и т. Да, профессор.

Б и м а л. Поэзия, в самом общем смысле этого слова, может быть определена как плод воображения.

Б и м а л  уходит, входит  К а м а л.

К а м а л. Зачетка номер тридцать четыре?

И н д р а д ж и т. Да, профессор.

К а м а л. Основными качествами произведений Тагора являются ясность мысли, логическое построение композиций, точность языка и равновесие теории и фактов.

К а м а л  уходит. Индраджит зубрит.

И н д р а д ж и т. Равновесие теории и фактов. Равновесие теории и фактов. Плод воображения. Вы плод воображения. Состояние движения. Состояние покоя. Движение по прямой.

Входят  А м а л, Б и м а л  и  К а м а л; теперь они студенты, брызжущие юношеской энергией и весельем.

А м а л. Это в каком же смысле не умеют играть? Сыграл разок-другой, а тебе все нехорошо?

Б и м а л. Да ему повезло, родненький. Ему просто повезло. Не игрок, а дубина!

К а м а л. Но вообще крикет — это игра блистательной неуверенности. Что, не так, Индра?

И н д р а д ж и т. Что? Да, конечно.

А м а л. По-твоему, конечно. Значит, в крикете мастерство не играет роли?

И н д р а д ж и т. Я этого не говорил.

Б и м а л. Все равно футбол интересней.

И н д р а д ж и т. Это уж точно.

К а м а л. А я люблю голливудские вестерны, они тоже интересные.