Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

найдут!

Г р а ф  Р и х а р д.

Ах, госпожа моя, не беспокойтесь.

Для нас и ночь как день. Дорогу знаем.

А д е л а. Куда?

Г р а ф  Р и х а р д.

Всего лишь в библиотеку, увы!

Вдали слышен гром.

П е т е р. Опять он за свое! Дружище, не порите чушь. Радуйтесь, что мы поможем вам убраться отсюда подобру-поздорову. Да и гроза снова надвигается. Мадемуазель Сильвия, будьте хоть вы благоразумны.

М а р к и з а  С и л ь в и я.

Покойникам охрана не нужна.

П е т е р. И вы туда же?!

М а р к и з а  С и л ь в и я.

Не понимаю вас…

П е т е р. Тоже уверяете, что вы давно умерли?

М а р к и з а  С и л ь в и я.

Увы, мой Петер, как это ни жаль…

П е т е р. Не надо было пускать вас в замок…

Гром и молния.

А д е л а. Не будем говорить о мертвецах. Я боюсь. Серьезно. Пошли отсюда. Снова начинается дождь.

Г р а ф  Р и х а р д.

Да, да, уж поздно. Нам пора идти.

Но перед тем мне выразить позвольте

вам, милостивая, и вам, мой друг,

сердечнейшую нашу благодарность.

Когда вернемся мы туда, где были,

наш сон преобразят воспоминанья

о вашей красоте, о госпожа.

(Петеру.)

О вашей смелости и добром сердце.

Г р а ф  А л ь ф р е д.

А я прошу вас, госпожа, на память

возьмите это скромное колечко.

Пускай оно вам обо мне напомнит

и за меня вам пальчик обоймет…

А д е л а (тихо). Можете меня поцеловать.

Г р а ф  А л ь ф р е д.

О госпожа моя, желаю счастья.

В вечерние часы, после заката,

когда прекраснейшие ваши очи

смежаться будут, словно крылья птицы,

вам буду сказки на ушко шептать.

Нет, вечны короли и королевы!

Что за любовь — без голубой мечты!

А вы — моя прелестная принцесса…

(Нежно ее целует.)

А д е л а (идет за ним по дорожке; потом, опершись плечом о стену беседки, машет ему вслед). Прощайте, мой граф…

П е т е р. Останьтесь, Сильвия.

М а р к и з а  С и л ь в и я.

Нет, не могу… хотя… не знаю, право…

(Кивком головы указывает на Барнабаша.)

Барнабаш берет канделябры, в обрамлении свечей его лицо снова кажется страшной маской; низко кланяется, отходит в сторону и ждет.

Гром и молния.

П е т е р. Не уходите, Сильвия!

М а р к и з а  С и л ь в и я.

Всегда вас буду ждать — и знаю, что дождусь.

Жизнь, мой любимый, — лишь частица жизни.

(Уходит.)

П е т е р. Моя маленькая Сильвия…

М а р к и з а  С и л ь в и я (обернувшись, нежно).

Великий мой король…

З а н а в е с.

ЭПИЛОГ

Декорация пролога.

Г р а ф  Р и х а р д.

О возвращение из жизни в смерть!

Никто не может в наши сны ворваться.

Я знаю, парадокс похож на правду:

кто одинок — лишь у того друзья.

Раздумья — прочь! Мы будем веселиться!

Скорее, Барнабаш, неси вино!

Г р а ф  А л ь ф р е д.

Вино, вино… И ничего иного!

Как утомительна подобная веселость!

Когда вокруг тебя одни улыбки,

плач кажется прекраснее вдвойне.

Г р а ф  Р и х а р д.

Тот ошибается, кто прошлое отринет.

Кто лишь сажает, но не хочет ждать, —

поверьте, урожая не дождется.

Вся жизнь — лишь в прошлом, в настоящем — смерть.

Я пил всю жизнь и после смерти пью.

Вот принцип, на котором я стою.

Г р а ф  А л ь ф р е д (берет свой старинный музыкальный инструмент, играет мелодию из пролога).

Гармонии, поэзии, мелодий

сейчас недостает все больше людям.

На свете явная в поэтах недостача,

но даже тех, кто есть, не замечают.

Мир ныне служит крови, не душе.

Лишь то имеет вес, в глаза всем лезет,

усиленно работает локтями,

что легковесно, глупо и бездушно.

Г р а ф  Р и х а р д (с иронией).

Всегда бывает больше дураков,

где люди им готовы поклоняться.

М а р к и з а  С и л ь в и я.

Пари вы проиграли, милый граф.

Г р а ф  А л ь ф р е д (продолжая музицировать).

Не знаю, хорошо это иль плохо,

что нету больше в мире королей?

Куда нас вел возлюбленный монарх?

Он жертвовал людьми во имя славы.

А сколько совершалось преступлений!

Любимец короля, став слишком сильным,

всходил на эшафот по воле друга.

Лишь те могли спокойно жить и спать,

кто пятки королю привык лизать!

А часто и ума недоставало

владыкам нашим. Нет, прекрасен мир,

который сбросил с тронов королей!

Г р а ф  Р и х а р д (с иронией).

Да здравствует прекрасный этот мир!

Пью за него!

Г р а ф  А л ь ф р е д.

                     Вам хорошо известно:

нередко родовитый дворянин

годами жил в изгнании и бога

молил о смерти злого самодержца,

чтобы опять в отечество вернуться.

О нет, эпоха грозных государей

так часто руки обагряла кровью,

что буду я твердить: прекрасен мир,

который сбросил с тронов королей.

Г р а ф  Р и х а р д (с иронией).

Да здравствует прекрасный этот мир!

Пью за него!

М а р к и з а  С и л ь в и я.

                    Мой граф… я опасаюсь…

Г р а ф  Р и х а р д.

Что я сегодня слишком захмелею?

Но опьянение — всего лишь маска,

в которой мы являемся на сцену!

И не всегда судить ты должен трезво,

когда прослыть не хочешь малодушным.

На свете так немного трезвых, право!

Одни любовью пьяны, а иные

опьянены враждой иль жаждой власти…

О дорогая, изо всех, кто пьян,

я менее других другим опасен.

Г р а ф  А л ь ф р е д.