Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

когда они переплетутся.

Улыбка — распустившийся бутон

На розовом кусте, и новизною

Своих волшебств пленяет всякий раз.

Две молнии, два Сириуса — очи,

Два факела у ночи на плечах

Перед вратами рая — отворить бы!..

Пыланье щек затенено слегка

Кудрями, что благоухают амброй.

Гранатовые яблоки в листве!

Так червячком бы и вонзился… Пышны

Охваченные колыханьем груди —

Подушки свадебные, наяву

Дарящие сладчайшие мгновенья,

А в забытьи — божественные сны.

Дыханьем жарким облачко развеять —

Завесу белоснежную — да снять

Окружья пояса… Огня подайте,

Что именуют массийским!{98} Запить

Изысканные лакомства истомы

И прелести, которые вкусить

Нам довелось, и те, что предвкушаем.

Насытившись телесностью лепной,

Приправленною пряностью томленья,

Тебя я, Саломея, проглотил

Уже наполовину!.. Пить желаю,

От жажды умираю… Подойди,

Красавица, другую половину

Я выпью залпом, жажду утолю…

Иди, склонись, позволь пригубить чашу

Сладчайших уст!.. А ты все пляшешь, ах,

Проказница!.. Чаруешь, будто ладишь

Тенета, и капканы, и силки,

Прельщаешь грацией телодвижений,

Похожих на движения души,

И распаляешь, дразнишь… Чаровница,

Да кто же научил тебя плясать

Столь обольстительно? С чего бы это?

Какой тут умысел? Околдовать

И превратить нас в кровожадных тигров

И, может быть, заклятьем укротить,

Ягнятам несмышленым уподобив?..

То чувствую я хищником себя,

Изнемогающим от жгучей жажды,

То прирученным ласковым зверьком,

Податливым и мягким. О, не бойся,

Порхни ко мне и делай все, что хочешь!

Повелевай! Люблю тебя, люблю…

Достоин всяческих похвал твой танец

И более того — любых наград.

Проси чего угодно! Подойди же!

Чего б ни пожелала ты — я все

Исполню. Вы ж свидетелями будьте!

Клянусь — исполню, ибо ничего

Нет невозможного… О да, сначала —

Нежнейший материнский поцелуй

Как знак любви и щедрый дар царицы.

Ты, Саломея, — радость для нее.

Теперь и мой черед… Ах вот как! Хочешь

Мне что-то на ухо шепнуть? Изволь!

О нежность щечек, о блаженство, манна!..

Саломея что-то шепчет Ироду на ухо.

Ты вот чего желаешь?..

С а л о м е я.

                                    Да, мой царь.

И р о д.

Нет, это невозможно. Я, наверно,

Ослышался, наверно, язычок

Тебя подвел и ты оговорилась.

Шепни еще разок!

Саломея шепчет опять.

                             Так ты опять?

О том же?..

С а л о м е я.

                  Да, о том же.

И р о д.

                                        Боже правый,

Нет, никогда!.. О ужас! Для чего

Тебе, дитя, понадобилось это?..

Однако царь поклялся и готов

Сдержать свою, столь пагубную, клятву.

Эй, кастелян!

К а с т е л я н.

                      К твоим услугам, царь.

И р о д.

Ступай…

(Шепотом отдает ему приказание.)

Саломея шаловливо схватывает со стола серебряное блюдо и протягивает его кастеляну.

К а с т е л я н.

                 Исполню мигом повеленье,

Светлейший царь!

(Уходит.)

О б а д ь я (Менахену).

                             О чем они, о чем?

Узнать бы, что еще нас ожидает…

Что он затеял?

М е н а х е н.

                        Не терзай мне душу!

И так я словно на иголках…

Смотри, еще вопьются… Лучше следуй

Совету Демокрита{99}, он гласит:

Nil admirari![144]

В т о р о й  г о с т ь.

                    Это Пифагором{100}

Когда-то было сказано…

Т р е т и й  г о с т ь.

                                      И наш

Улыбчивый Гораций молвил так же.

И р о д.

Ах, боже! Сумасбродство, ты — дитя,

На свет произведенное поспешно

Распутным неразумьем заодно

С продажной ветреностью-потаскухой!..

Ублюдок, недоносок, у тебя

Ни капли рассудительности! Если б

Не ты, то этот мир таким шальным,

И взбалмошным, и суетным бы не был!..

И р о д и а д а.

Супруг любезный, что это с тобой?

Чело омрачено, как будто тучка

Внезапно набежала. Прочь! Долой

Незваную чужачку! Ну-ка, ветер

Впустите, сотворите сквознячок!

Не страшно даже, если вихрь ворвется,

Прогнать бы только гостью, ха-ха-ха!..

Но не беда, печаль твою развеем.

Эй, виночерпий!

И р о д.

                          Нет, я не могу,

Я больше не могу! Я отвращенье

Испытываю… к самому себе.

Какое омерзение, паденье,

Возмездие, неслыханный позор…

Еще не поздно… Поспеши, Менахен!

И р о д и а д а.

О чем ты беспокоишься? Я здесь.

С а л о м е я.

Ах, я устала, матушка, дозволь мне

Передохнуть под крылышком твоим,

Сесть рядышком с тобой, к тебе прижаться,

Мне что-то зябко, бьет меня озноб…

И р о д и а д а.

Садись, коли желаешь, вот трусиха!..

И р о д.

Пить, пить… До дна осушим, други, кубки!

Единственно веселие души

Еще чего-то стоит в этом мире,

Об остальном не стоит говорить!

Пить, пить… И всякий раз — единым духом,

До бесконечности, пока во тьму

Бездонную не погрузимся… Ну же,

Твое, жена, здоровье! Опустись

На душу, мгла благого помраченья.

Окутай сердце пеленой густой!..

К а с т е л я н  приносит на блюде голову Иоанна Крестителя.

Г о с т и (отшатнувшись от стола.)

                                                    О!.. Ах!.. У-у-у!..

М е н а х е н.

Что ты наделал, вероломный царь?!

Ах, так-то ты исполнил обещанье,

Которое мне только что давал!..

Едва произнеся, нарушил слово,

Не дожило оно и до утра…

Вы в сговоре друг с другом, не иначе!

Ах боже, боже, твой пророк, и то

От кровопийц